Последний раз я видела его примерно за 10 месяцев до его смерти, и все это время он даже не звонил и не поздравлял меня в мой день рождения. Оливер Каспен - мой тезка, умер, оставив меня с кучей плохих воспоминаний и засовом на сердце, к которому только у него был ключ. У меня были проблемы с отцом, из-за которых отношения с Калебом были обречены с самого начала.
ГЛАВА 10
Настоящее
Воскресным утром я проснулась в своей кровати. Мои волосы пахнут потом и сигаретами. Я застонала, перевернулась, и меня вырвало в мусорную корзину. Моя мусорная корзина? Я не помню, чтобы ставила ее сюда. Потом я услышала, как в туалете спустили воду.
Боже мой - Калеб!
Я вжалась в подушку и закрыла глаза руками.
— Привет, великолепная, — Калеб идет с подносом и ярко улыбается на всю комнату. Я снова стону и прячу лицо в подушку. Прошлая ночь: алкоголь, предательство друга, неловкий телефонный звонок.
— Мне так жаль, что я позвонила тебе. Не знаю, о чем я только думала, — квакнула я.
— Не сожалей, — сказал он, ставя поднос на мою прикроватную тумбочку. — Я испытал немало удовольствия, осознавая, что был твоим первым выбором. — Он поднимает стакан воды, маленькую белую таблетку и протягивает их мне. От стыда я опускаю голову и прикусываю ноготь большого пальца.
— Я также сделал для тебя несколько тостов, если ты, конечно, уже готова для них. — Я взглянула на хлеб с маслом, и мой желудок сжался. Я покачала головой, и он быстро унес поднос.
Мой герой.
— Я звонил в отель этим утром, — говорит он, не смотря в мою сторону. Я выпрямляюсь в постели и чувствую, как моя голова начинает кружиться. — Твой друг выписался прошлой ночью. По-видимому, он очень торопился покинуть город, — Калеб прислоняется к стене и смотрит на меня сквозь ресницы. Если бы меня так не тошнило, я бы улыбнулась при виде его в моей спальне.
— Друг, ха? — я забавлялась со своим утешителем.
— Это была не твоя вина. Такие мужчины, как он, должны быть кастрированы. — Я кивнула и фыркнула в знак согласия. — Но, если он когда-нибудь снова появится рядом с тобой, Оливия, я убью его.
Мне это нравилось. Мне это очень нравилось.
Заглавная песня сериала «Друзья» доносится из моего маленького телевизора, когда я выхожу из душа. Я шаркаю в гостиную в своем халате и тапочках, осматриваясь вокруг, словно не зная, где нахожусь. Калеб быстро перемещается на диване, освобождая мне место, и я сворачиваюсь в углу, после чего решаюсь на некоторую честность.
— Ты мне нравишься, Калеб, — ляпнула я и закрыла лицо в смущении руками. — Господи, это звучит, как признание пятиклассницы.
Он оторвал взгляд от телевизора, его золотые глаза смеялись.
— Ты хочешь встречаться?
Я ударяю его по руке.
— Я не шучу. Это серьезно. Мы вместе - не очень хорошая идея. Ты не знаешь, кто ты, а я точно знаю, кто я, и именно поэтому, ты, вероятнее всего, захочешь спастись.
— Но ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы я это делал. — Он был наполовину серьезным. Ну, или, по крайней мере, он больше не улыбался.
— Нет, не хочу. Но это будет к лучшему. — Я просовываю руки в рукава своего халата, нервничая и чувствуя боль в своем животе. К тому же, взгляд, которым он смотрит на меня, не делает все происходящее проще.
— Ты играешь мной здесь, словно с каким-то йо-йо27, — говорит он, держа обе свои руки на коленях, словно готов встать в любой момент.
— Знаю, — быстро говорю я. — Мне кажется, я не тот тип девушек, с которыми ты хотел бы дружить.
— Я не хочу быть просто твоим другом.
Я замерла; мое видение покачнулось и расфокусировалось, а мое жалкое и злое сердце начало раздуваться, словно воздушный шарик.
Я в растерянности. Мне не следует поступать с ним так, но я хочу. Потираю виски. Все это было слишком сложно и несправедливо. После трех долгих лет, я много чего хочу, но это не реально. Он не знает, кто я, а если бы знал, то не сидел бы сейчас в моей гостиной.
Я прогоняю воздух через нос. Хорошая Оливия умоляет меня разорвать с ним все раз и навсегда. Она помнит гребаный аэропортно-синий и пятно краски на потолке. Помнит, что случается, когда эти воспоминания прорываются сквозь нашу пустую жизнь и напоминают о том, как ужасно происходящее. Мы поворачиваемся обратно к телевизору. Нам обоим неловко и некомфортно. Пару часов спустя Калеб ушел, высосав остатки надежды из моих легких.
— Запри все двери и позвони, если я тебе понадоблюсь, хорошо? — Я киваю, прикусывая нижнюю губу. Я не хочу быть одна, но я слишком смущена, чтобы просить его остаться.
— Увидимся завтра. — Я посылаю ему сигнал «останься», пристально глядя на его красивое лицо. Он вроде бы колеблется, и на мгновение, мне кажется, что это работает.
— Что случилось? — шепчу я. Пожалуйста, не позволяй ему вспомнить. Пожалуйста, позволь ему вспомнить.
— Ничего... просто мне кажется, будто мы уже делали это прежде… У меня что-то вроде дежавю28, понимаешь?
Прекрасно понимаю, потому что вы всегда так мы прощались, когда были вместе. Он никогда не оставался на ночь, потому что я не позволяла.
— Ну, пока.
— Пока, — говорю я.
Я делаю себе чашку чая и устраиваюсь на диване. Однажды я его уже потеряла из-за своей гнилой внутренности. Моя ложь начала распутываться одна за другой до тех пор, пока он не стал слишком отягощен ею, после чего посмотрел мне прямо в глаза и попрощался навсегда. Я помню чувство оцепенения, когда я смотрела ему вслед, а затем и всю оставшуюся часть дня, пока не поняла, что он не вернется. Никогда. Тогда, стены моей эмоциональной плотины рухнули вокруг меня. Боль, которую я испытала в первые шесть месяцев, была ужасно сильной, жгучей и усиливающейся каждый день, словно боль в горле. Спустя полгода, когда боль уже стала постоянной, нехватка его не давала мне покоя. Калеб ушел, Калеб ушел, Калеб ушел...
Даже сейчас, когда он вернулся в мою жизнь, я все еще чувствовала его отсутствие. Время, проведенное с ним, я знала, было заимствовано, и вскоре ужасная боль вернется снова. Это лишь вопрос времени, когда он узнает о нашем совместном прошлом и моей цепочке лжи.
Я решила заполучить еще день. Если у меня мало времени, то я должна, по крайней мере, быть с ним так долго, как это возможно. Я поднимаю трубку и набираю номер его квартиры. Он не отвечает, так что я оставляю сообщение на его автоответчике, прося перезвонить мне, что он и делает спустя 10 минут.
— Оливия? Ты в порядке?
— Я в порядке, все хорошо. — Я отмахнула его обеспокоенность, словно он мог увидеть меня. — Я еду к тебе, — быстро говорю я. — Не хочу сидеть в одиночестве, к тому же ты все равно обещал мне ужин.
Я жду, затаив дыхание.
Повисла пауза, в течение которой я кусаю губы и зажмуриваюсь. Может у него есть планы с Лией.
— Отлично, — наконец говорит он. — Тебе нравится стейк?
— Я люблю мясо в любом виде. — Я вздрогнула, когда он засмеялся. — Дай мне направление. — Я записываю серию автомобильных дорог и улиц, которые он мне диктует, но потом отбрасываю ручку в сторону. Я знаю здание, которое он описывает. Его невозможно не заметить, когда едешь через водоканал, чтобы добраться до вереницы шикарных кафе и бутиков, которые выстроились на пляже. В нем около тридцати этажей, сияющих словно «ОZ».
Когда я приезжаю, то вручаю ключи от своего «Жука» помощнику камердинера и иду в прохладный вестибюль.
Швейцар приветствует меня. Его глаза изучают меня, начиная с ног и медленно поднимаясь к моему лицу. Я миллион раз видела этот взгляд на лицах друзей Калеба. Я была среди них, но не одной из них. Их глаза были настроены на «Laboutin» и «Gucci», поэтому, когда я появлялась в своей обычной одежде, их взгляды скользили мимо, словно я наскучила им. Большинство их разговоров начиналось с фраз, вроде «Когда я отдыхал в прошлом году в Италии...» или «Новый папин парусник...». В таких случаях я была молчаливым слушателем, который никогда не покидал Флориду, особенно не на игрушечной шхуне своего покойного папочки. Мой папа был из тех парней, которые бросают свои пустые пивные бутылки в мужчин, удачливее себя.