Оживление во взгляде Мэнди сменилось неуверенностью.
— Почему вы на меня так смотрите? — растерянно засмеялась она. — Вы меня пугаете.
Улыбнувшись, Галлахер шагнул ей навстречу и осторожно погладил по щеке.
— Вас не так-то легко испугать, — мягко сказал он.
— Что-то случилось, да? — немного дрожащим голосом произнесла Мэнди. — Я вам начинаю нравиться. Теперь это не только секс.
Улыбка Галлахера стала еще шире.
— Секс все равно присутствует, но вы правы — случилось кое-что еще.
— Я вам нравлюсь?
Это еще слишком слабо сказано.
— Вы мне нравитесь.
— Слава богу! — с облегчением вздохнула Мэнди. — Я думала, что придется ждать гораздо дольше. Вы мне казались таким непробиваемым!
— Я вовсе не бесчувственный или непробиваемый, — медленно сказал Галлахер. — Разве что осторожный. Если бы я был бесчувственным, мне жилось бы гораздо легче.
— Но — вы многого бы лишились, — серьезно сказала Мэнди. — А мир лишился бы таких замечательных вещей, как «Исполнение желаний». Бесчувственный человек никогда бы не смог создать такой красивый и глубокий фильм. — Глубоко вздохнув, она нерешительно посмотрела на него. — Если можно, то давайте не будем прямо сейчас ложиться в постель.
— Прошу прощения? — широко раскрыв от удивления глаза, спросил Галлахер.
— Конечно, если вы настаиваете, я не стану противиться, но…
— С вами не соскучишься! — засмеялся режиссер. — То вы бросаете мне вызов, то через минуту готовы по первому зову прыгнуть ко мне в постель. — Его лицо вдруг стало серьезным. — Почему?
Мэнди вновь стало его жаль. Что же пришлось пережить Роману, что сделало его таким недоверчивым?
— Потому что я вас люблю, а если кого-то любишь, то не стоит себя сдерживать. Раньше я вела себя так потому, что боялась, что вы выбросите меня отсюда, как только удовлетворите свои желания. Но теперь все иначе, ведь я вам нравлюсь.
— Это очень опасная философия! — резко сказал Галлахер. — И как только, черт возьми, вы могли в меня влюбиться? Вы даже не знаете, что я за человек. Я, конечно, не стал бы нарушать свое обещание, но был полон решимости вас использовать.
— Я знаю, — просто сказала Мэнди. — Это не имеет значения. Я всегда доверяла своим инстинктам и не вижу оснований не доверять им сейчас. А что касается моих чувств к вам… Знаете, Джакто говорит, что в природе ничто не происходит просто так, все имеет свой особый смысл.
— Я чувствую, что скоро мне придется познакомиться с этим Джакто.
— Наверное. — Она улыбнулась. — Я бы хотела, чтобы вы познакомились со всеми, кто мне дорог. С моим отцом, с сестрами, а еще у меня много друзей…
Он предостерегающе поднял руку вверх.
— Я не собираюсь ехать знакомиться с вашей семьей. — В голосе Галлахера прозвучала нотка раздражения. — Черт побери, я вас не люблю, и я не позволю вам себя увлечь. Нравиться еще не значит любить, Мэнди, — добавил он сухо.
— Но эта только начало! — Казалось, его суровая отповедь не произвела на Мэнди никакого впечатления. — Вот увидите, меня есть за что полюбить. Обычно я со временем нравлюсь людям все больше. А насчет знакомства с моей семьей — не беспокойтесь, по некоторым причинам пока это вряд ли возможно. — Она замолчала, чтобы перевести дыхание. — Ну, так мы ложимся в постель или нет? Конечно, мне хотелось бы сначала узнать вас получше, но решать вам. Кстати, я уверена, что получилось бы просто здорово.
— Я ценю вашу уверенность в моих мужских достоинствах. — Легкая улыбка тронула губы Галлахера. — У меня такое чувство, словно меня только что обследовали в каком-то правительственном учреждении и поставили штамп: «Годен».
— При чем здесь правительство? Я же говорю, что всегда полагаюсь на свою интуицию. — Она облизнула языком пересохшие губы. — Ну, так что?
В ее голосе звучала тревога, и Галлахер снова почувствовал прилив нежности.
— Я бы не хотел, чтобы вы разочаровались в моей «утонченной чувственности».
Она бросилась к нему в объятия и крепко прижала к себе.
— Ох, спасибо, Роман! Обещаю вам, это долго не продлится. Я сама не знаю, почему так нервничаю.
Мягкие полные груди Мэнди прижимались к его груди, и сквозь тонкую ткань Роман ощущал прикосновение ее твердых сосков. Почувствовав, что задыхается, он глубже вдохнул воздух. Мышцы живота болезненно заныли. Галлахер мягко отстранил от себя Мэнди.
— Если вы хотите, чтобы я подождал еще хотя бы минуту, то лучше не прикасайтесь ко мне. Иначе я за себя не отвечаю. Займитесь-ка лучше сандвичем.
— Ладно. — Мэнди начала готовить себе еду. Она бросилась в объятия Романа, подчиняясь своей обычной импульсивности, но впредь лучше так не делать. Она словно схватилась за оголенный электрический провод. — Я заметила, что у вас есть мобильный телефон, а в будке возле столовой сидит радист. Нельзя ли мне позвонить моим сестрам и дать им ваш номер? Иначе мне придется каждые два-три дня ездить на джипе в Кубер-Педи, чтобы звонить оттуда. Гарантирую, что они вас побеспокоят только в случае крайней необходимости.
Не отрывая взгляда от ее горящих щек, Галлахер с отсутствующим видом кивнул:
— Конечно. Вы близки со своими сестрами?
— Да. — Мэнди нежно улыбнулась. — Хотя мы совершенно разные, ближе и быть нельзя. Наверно, это потому, что мы выросли в Киллару. В детстве нам больше не с кем было играть, так что нам волей-неволей пришлось приспосабливаться друг к другу.