Рыбаки что-то гундосили на своем гортанном французском – вот вам и «язык любви». Мужчина, одетый в темно-синюю куртку и рыбацкий свитер, поднялся, закончив осматривать труп, и смерил нас подозрительным взглядом. Жестом столь же резким, сколь его говор, он велел нам уйти. Я покорно развернулась, обрадовавшись возможности поскорее сбежать, но не тут-то было: Ирен подбоченилась, ее аристократическое обаяние вмиг улетучилось, а в голосе зазвучали горловые французские нотки. На моих глазах примадонна превратилась в дерзкую субретку, заговорив с несвойственной ей фамильярностью, всегда поражавшей меня в парижанах.
– Ах, месье! – защебетала она по-французски. Последовала тирада, полная увещеваний, угроз и даже заигрываний. Сам римский рыбак[12] едва ли отказал бы очаровательной шалунье, представшей передо мной во всей красе. Свою речь Ирен сопровождала столь же энергичными жестами: указывала на покойника и противоположный берег, возводила руки к муаровым небесам и даже захлопала в ладоши, когда один из ответов особенно пришелся ей по душе.
Рыбаки могли с тем же успехом попытаться отмолчаться в День Страшного суда: Ирен беспощадно выпытала у них все интересующие ее подробности. Под конец двое мужчин даже вызвались составить нам компанию и, придерживая нас под локоток грубыми руками, от которых несло рыбой, проводили до дороги в город.
– М-м-мерси, м-м-месье, – прогнусавила я, когда наши компаньоны откланялись.
Ирен радостно вдохнула свежий воздух и потерла костяшки пальцев, словно готовилась сесть за рояль. Жаль, что столь приятное и безобидное занятие не входило в ее планы.
– Я должна поехать в парижский морг, – заявила подруга.
– В морг! Тебе что, одного покойника мало?
– Знаешь, Нелл, с зажатым носом ты говоришь по-французски гораздо лучше. Я это заметила, когда ты благодарила рыбаков. Попрактикуйся – подобные упражнения делают певцы. И все-таки, как же нам попасть в морг? Парижские власти едва ли позволят английским леди разглядывать чьи-то останки.
– Ты – американ-н-нка, – рассердилась я, забыв разжать нос. – А я – англичанка, и ни за что туда не пойду.
– Но ты просто обязана! Кто же еще поможет мне в опознании? Хотя, боюсь, ты стояла слишком далеко от места преступления: вряд ли кто-то поверит твоим показаниям.
– Какое опознание, какие показания? Я все видела. На набережной лежало тело фран-н-нцузского рыбака.
– Нет-нет. Тело-то было, но точно не француза. И вряд ли рыбака, хотя одет он был прескверно.
– Ирен-н-н, я лишь хотела прогуляться за кн-н-нигами. И вовсе не собиралась глядеть на покойника, а потом тащиться за ним в морг.
– Но ты его не видела! Иначе не стала бы спорить с тем, что мы должны провести более детальный осмотр. Однажды мы уже сталкивались с похожим мертвецом.
– Мы? Сталкивались? Когда? Ирен-н-н, когда это мы раньше видели мертвеца?
Она пристально посмотрела на каштаны, затенявшие нам дорогу. На набережной рыбаки возились с телом; позади, в книжных палатках, слышался шелест старых страниц.
– В Лондоне, в Челси. По-моему, было это в сентябре тысяча восемьсот восемьдесят второго года, хотя я предпочла бы обратиться к твоим дневникам за более точной датой. Несчастный утонул в Темзе, поэтому с него все еще стекала речная вода, когда он мирно покоился на обеденном столе Брэма Стокера.
Глава четвертая
Из дневников дочери приходского священника
Флоренс Стокер считалась дивной красавицей, но по сравнению с моей подругой Ирен Адлер она была не более чем симпатичной.
И та, и другая блистали уверенностью в себе, которой красота наделяет своих обладательниц, однако во взгляде Флоренс Стокер читалась скорее самоуглубленность, чем проницательный ум. Ее тонкие брови, воспетые живописцем Эдуардом Бёрн-Джонсом и поэтом Оскаром Уайльдом, было не под силу поколебать любому напору жизненных страстей – и даже громкому реву сынишки Стокеров, который в данный момент как раз цеплялся за ее юбку, пока слуга силой не оттащил его от матери и не отвел наверх.
В тускло освещенной гостиной Стокеров в доме 27 по Чейни-Уок тяжелый запах моря и сточных вод мешался с ароматом воска. Я испытывала острое желание схватиться за чью-нибудь юбку, как это только что делал маленький Ноэль, и сожалела, что в силу возраста не могу поддаться ребяческому импульсу. Вместо этого я наблюдала за двумя очаровательными женщинами, которые на опасно близком расстоянии разглядывали мертвое тело, лежащее на обеденном столе. Ирен склонилась над ним в восхищении, одной рукой прижимая к груди алые ленточки своей шляпы, чтобы те не коснулись трупа, – ленточки, которые в свете газовой лампы напоминали ручейки крови.
12
Имеется в виду папа римский; одна из его регалий – кольцо рыбака – символизирует его священную связь с апостолом Петром, который был рыбаком.