– Трагедия? – эхом вступила Ирен.
Мы с Казановой усилием воли заставили себя промолчать.
– И притом ужасная, – сказал ле Виллар.
Стоит заметить, что сыщик предпочел ответить Ирен: быть может, он инстинктивно подчинялся женщине, ведь это стало для французов неким национальным обычаем. А может, все дело в том, что вопрос примадонны напрямую относился к проблеме, которую он все это время обдумывал.
– Боюсь, юная леди нас покинула, – сокрушенно вздохнул инспектор.
– Луиза сбежала? – нахмурилась Ирен.
Годфри откинулся на спинку кресла.
– Она умерла? – молвил он таким безучастным тоном, будто новость его совсем не удивила.
Месье ле Виллар угрюмо кивнул.
– Так что же случилось? – не вытерпела я. Должен же хоть кто-то доходчиво все объяснить!
– Мадемуазель?
Я вперила во французского сыщика самый требовательный взор из своего арсенала гувернантки:
– Так юная леди мертва или просто исчезла?
– Боюсь, и то и другое.
– Разве такое возможно?
– Хороший вопрос, мадемуазель?..
– Хаксли, – выпалила я, радуясь, что мне наконец посчастливилось употребить английское слово, не доставлявшее трудностей с произношением – по крайней мере мне, потому что американцы упорно называли меня «Хакслей».
Мой строгий тон заставил месье ле Виллара выпрямиться, отчего он стал казаться чуточку выше.
– Мадемуазель Монпансье пропала и… умерла. Вы сами все поймете из моего рассказа. Простите, что не могу сообщить вам многих подробностей. Просто поразительный случай – такая молодая, красивая девушка!
– Господи, да что случилось? – не вытерпел Годфри.
Ирен дотронулась до его руки, хотя едва ли молодой адвокат это заметил: безусловно, известие об исчезновении юной леди, которую он только что героически спас, поразило его до глубины души. Впрочем, жест Ирен призывал мужа не только к спокойствию, но и к осторожности, и я, в отличие от Годфри, поняла намек.
Мы находились в весьма щекотливом положении, ведь семья Луизы, как и французская полиция, не подозревала о том, что на бедняжку напали, после чего она попыталась покончить с собой. Упоминать об этом сейчас не имело смысла, и к тому же было очень опасно: нашу троицу могли привлечь к ответственности за намеренное сокрытие информации от родственников, и тогда «трагедия» месье ле Виллара обернулась бы кошмаром для нас самих. Я заметила, что Ирен с Годфри сожалеют о нашей опрометчивости, и тоже почувствовала горечь раскаяния.
– Как… она умерла? – осведомился Годфри.
Сыщик покачал головой:
– Образно выражаясь, в воде.
– И поэтому вы не нашли ее тела.
– Именно. – Ле Виллар прикусил губу, отчего его усы всколыхнулись. – Какой позор для столь уважаемой семьи! Мне пришлось допросить тетю…
– Допросить тетю? – Приподнявшись, Ирен наклонилась к сыщику, словно сама подвергала его допросу: – Вы подозреваете Онорию Монпансье? Но в чем?!
– В убийстве, мадам. Я занимаю не последнюю должность в сыскном бюро Парижа. Следовательно, никто не стал бы ко мне обращаться, если бы речь шла о заурядной утопленнице.
– Так это не несчастный случай? – Годфри неожиданно просиял; лицо его светилось таким облегчением, что удивился бы даже тот, кто с завидным оптимизмом переживает любые невзгоды.
– Отнюдь, дорогой мой сэр. Говорю вам, все было столь хитроумно подстроено, что гибель бедняжки можно было бы принять за несчастный случай, если бы не одно обстоятельство: тетя Луизы хранит молчание и не отвечает ни на один вопрос, чем и навлекает на себя подозрения. Между тем бедный дядя совсем обезумел от горя, он едва говорит. Увы! Монпансье обречены!
– Но убийство должно иметь мотив. С какой стати тете убивать родную племянницу? – спросила Ирен.
Ле Виллар пожал плечами – и очень зря, ведь примадонна в равной степени презирала как безразличие, так и глупость, – и заявил:
– Я обязательно выясню мотив. Но смею вас заверить: это будет сущий пустяк, как и всегда в подобных случаях.
– Надеюсь, – сказала Ирен с прохладцей, – вы не возражаете, если мы навестим Монпансье и выразим им свои соболезнования? Мы едва знакомы, однако считаем своим долгом…
– Ну разумеется, – перебил сыщик. – Кстати, вы с мужем встречались с Луизой несколько дней назад, не так ли? Не выражала ли она признаков беспокойства за свою жизнь?
Учитывая обстоятельства, мы долго не решались прервать молчание.
– Нет, – наконец ответила Ирен. – Ни в поступках, ни в словах ее не было ничего подозрительного.
– Несомненно, дом Монпансье снедает некий семейный недуг, – констатировал ле Виллар. – Увы, со стороны кажется, что подобные болезни не имеют симптомов. Стало быть, вы не знаете ничего, что могло бы помочь следствию?