Пролог
1895 г.
г. Ставрополь
Ранним утром, когда безоблачное небо на востоке окрасилось нежным румянцем зари, обещая дивный солнечный день в преддверии лета, на заднее крыльцо дома, принадлежащего купцу Коршунову, вышла дородная баба лет сорока. Авдотья потянулась, шумно вздохнула и застыла с блаженной улыбкой на лице, любуясь кипельно-белым кружевом цветущего у ограды чубушника.
Рыжая пушистая кошка, любимица купчихи по кличке Лиска, прыгнула на крыльцо. Не ожидавшая ничего подобного Авдотья торопливо перекрестилась.
- Тьфу ты! - пробормотала женщина, склонившись к трущемуся о ноги животному. – Напугала, окаянная.
Приласкав кошку, Авдотья, переваливаясь с боку на бок, торопливо засеменила к сараю за дровами. Выбирая поленца потоньше да посуше, дабы растопить самовар, повариха сноровисто складывала их в льняной передник, когда до её слуха донеслись тихие звуки, походившие на мяуканье котёнка.
- Неужто окотилась? - обернулась Авдотья, подозрительно глянув на крыльцо, где безмятежно намывалась рыжая Лиска.
Покачав головой, повариха высыпала из передника собранные поленца и направилась к тому месту, где, как ей показалось, должны были быть котята.
Каково же было её изумление, когда вместо котят её взгляду предстала корзина, в которой хныкал младенец, завёрнутый в одеяльце на вате. Тут же лежал небольшой узелок.
- Матерь Божья! – перекрестилась Авдотья, подхватила корзину и поспешно, сколь позволял её немалый вес, зашагала к дому.
В кухне уже хлопотала Анфиска, складывая на поднос чашки, блюдца, и прочую посуду для чаепития.
- Ну, и где тебя черти носят? – недовольно бросила горничная, не поворачивая головы, по тяжёлой поступи безошибочно угадав появление кухарки. – Алевтина Георгиевна уж проснулись. Велели чаю на террасе накрывать.
- Ох, Анфиса, - поставила корзину на стол Авдотья.
Не успела повариха продолжить, как дитятко вновь подало голос.
Анфиса едва не выронила из рук тяжёлый поднос и поспешила водрузить его обратно на стол.
- Вышла я щепы набрать для самовара, а там вот… - кивнула на корзину повариха. – Вот так в сарае и стояла за поленницей.
Горничная заглянула в корзину и всплеснула руками:
- Это ж как же… и собаки не лаяли… да чьих же это младенчик-то будет?
На глаза Анфисе попался лежащий в корзине узелок, который она тотчас развязала. Три белых детских рубашечки, серебряный крестик филигранной ювелирной работы на шёлковом гайтане да записка, вот и всё добро, что в нём оказалось. Поскольку ни горничная, ни повариха грамоте не уразумели, сообща было решено передать находку в руки хозяйки дома, потому как хозяин только два дня тому назад отбыл из Ставрополя в Пятигорск по своим торговым делам.
Алевтина Георгиевна, увидав младенца, и думать позабыла о припозднившемся завтраке. В записке, что обнаружила прислуга, оказалась только одна строка: "Милостивый государь, прими младенца. Звать Елена". Первое, что пришло в голову Алевтине Георгиевне, что прижил её супруг Яков Иванович ребёночка на стороне, потому к ним в дом и подкинули.
Однако же младенец требовал к себе внимания и с каждой минутой кричал всё громче и громче. Отложив записку, купчиха распеленала ребёнка.
- Да она же мокрая, - взяла девочку на руки Алевтина Георгиевна.
- И голодная, поди, - добавила Анфиса, с любопытством взирая на подкидыша.
- Я молока согрею, - поспешила на кухню Авдотья.
На вид девочке было не более полугода. Завёрнутая в тёплый капот хозяйки дома, малышка согрелась и принялась посасывать палец, взирая на склонившуюся к ней женщину большими карими глазами. На мягких пухлых щёчках виднелись две крошечные ямочки, чёрные как смоль волосы завивались в кольца, образуя на голове кудрявую шапку.
- Ну, что цыганёнок, - пробормотала Алевтина Георгиевна, прижимая к себе хрупкое тельце.
- А может, и вправду цыгане подкинули? – тотчас ухватилась за эту мысль Анфиса.
- Да откуда у нас цыгане? – покачала головой купчиха. – Уж почитай года два как их в наших краях не видно. Да и не бросают они детей своих.
Вскоре вернулась Авдотья. Малышку накормили, и, насытившись, она уснула. Три женщины собрались в спальне у купчихи и, то и дело, поглядывая на спящего в хозяйской постели ребёнка принялись в полголоса гадать о том, кто же всё-таки мать подкидыша. Обсуждая происшедшее, стали перебирать, чей же это может быть младенец, и пришли к выводу, что в своём окружении никого из вдов или девиц в тягости не замечали.
У Алевтины Георгиевны голова шла кругом от различных предположений, но более всего склонялась она к тому, что кто-то неведомый, зная об их с мужем бездетности, подкинул им дитя, предполагая, что они не откажутся удочерить девочку. После долгих разговоров решено было оставить ребёнка в доме до приезда хозяина.