- Коли был бы жив, уже бы объявился, - зло ответила Алёна. – Или дал бы знать о том, - уже тише добавила она. – Ступай, тебя хватились уже поди, а я здесь останусь, - вздохнула девушка, - не тревожься, не сбегу.
«Разумеется, хватились», - хмурился Алексей, шагая по заснеженным московским улицам. С вечера он должен был заступить вместе с патрулём на дежурство. Вот поди объясни теперь, где пропадал всю ночь, и куда делся выпущенный под его ответственность ротмистр.
Не надобно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Григорьев прямиком направится в Ростов, туда, где по слухам формировалась Добровольческая армия генерала Корнилова, а стало быть, в стане врагов революции пребудет, станет на одного толкового, имеющего боевой опыт офицера больше. Алёшка тяжело вздохнул и толкнул массивную дверь, ведущую в парадное бывшей резиденции генерал-губернатора Москвы.
Внутри царила суматоха. Вооружённые люди сновали по коридорам и лестницам, всё происходящее живо напомнило Воронину муравейник. Собравшись духом, Алексей остановил одного из комиссаров, проходившего мимо и осведомился у того, где ему найти товарища Муралова. Товарищ Муралов являлся комиссаром московского военного округа и именно он распоряжался патрулями, а, следовательно, и Воронин, прибыв из Петрограда в Москву, поступил в его распоряжение.
Комиссар спешил, и был не расположен к долгим разговорам, потому просто указал Алексею, в каком направлении следует идти. Поднявшись на второй этаж, Алексей остановился перед дверью нужного ему кабинета, поправил ремень и, покосившись, на часового, взиравшего на него совершенно безучастно, постучал.
- Входите! – услышал он из-за двери.
В кабинете товарища Муралова собралось довольно много народу, было накурено и шумно. Вошедший в помещение Алексей тотчас оказался в центре внимания. Аросьев, склонившись к товарищу Муралову, что-то тихо сказал тому на ухо. Муралов кивнул и вновь воззрился на Алексея.
- Товарищ Воронин, вы ведь родом из Пятигорска будете? – поинтересовался он.
- Так точно, - Алексей едва успел проглотить привычное «ваше благородие», - товарищ военный комиссар, - после секундной заминки добавил он.
- Наши петроградские товарищи весьма хорошо отзывались о вас, - пристально вглядываясь в лицо Воронина, продолжил Муралов. – Что скажете, коли мы отправим вас в Екатеринодар. Это рядом с Пятигорском, места те вам должно быть хорошо знакомы?
- Я поеду туда, куда меня пошлёт революция, - не задумываясь ни мгновения, ответил Воронин. Ему с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица, предложение Мурлова, как нельзя лучше отвечало его собственным устремлениям.
- Тогда слушайте, - жестом предложил ему присесть Муралов. – Дела у нас на Северном Кавказе и на Дону обстоят не лучшим образом. Добровольческая армия Корнилова рвётся к Екатеринодару, в самом городе власть захватила Кубанская рада при поддержке вооруженных отрядов Покровского. Наши товарищи, возглавлявшие городской комитет партии большевиков арестованы. Уцелевшие просили о подкреплении, но мы не можем нынче позволить себе оголить фронт здесь, в Подмосковье. Германское командование прервало мирные переговоры и угрожает нам наступлением в направлении Царицына. Сведения до нас доходят самые противоречивые, а мне хотелось бы иметь наиболее полную картину происходящего. Предлагаю вам, Алексей Архипович, стать моими глазами и ушами. Докладывать будете посредством телеграфа обо всё, что посчитаете важным. Я наделяю вас самыми широкими полномочиями, мандат и приказ будет готов сегодня же.
Со слов Муралова картина и впрямь рисовалась совершенно безрадостная. По всему Ставрополью почти безнаказанно орудовали казачьи банды атамана Каледина и Шкуро, тревожил набегами черкесский полк генерала Султан-Шахим-Гирея. Отрядам красной армии удалось взять в кольцо Добровольческую армию Корнилова, но белогвардейцы с кровопролитными боями прорвались из окружения, при этом обе стороны понесли довольно ощутимые потери. Озабоченность вызывал и тот факт, что многие казаки, недовольные декретом о земле, регулярно пополняли начавшую было сдавать позицию Добровольческую армию. Вскоре армия, поначалу состоявшая из четырёх тысяч штыков юнкеров и офицеров, уже насчитывала пять пехотных и восемь конных полков и представляла собой уже вполне грозную силу, с которой надобно было считаться.