Казаки остановились у большой хаты, хорунжий спешился, кивнул солдатику, подпиравшему стену у дверей и, сняв папаху, шагнул внутрь. Григорьев огляделся. «Ставка», - усмехнулся он, рассматривая часового, лузгающего семечки у входа. Сколько нынче таких разрозненных отрядов кочевало по всему Дону? Почитай в каждой большой станице или селе были своя «Ставка» и свой атаман, и одному Богу было ведомо, кому он служит – Царю и Отечеству или самому себе.
Впрочем, их тех наблюдений, что успел сделать ротмистр во время недолгой прогулки по селу, можно было сделать вывод, что расположилось здесь довольно крупное воинское подразделение, причём состояло оно из разных родов войск. Была конница, преимущественно казаки, пехота, Григорьев успел заметить несколько орудий, спрятанных от постороннего взгляда под маскировочной сетью – новейшим изобретением, появившимся впервые на позициях немецких войск года четыре тому назад. В приоткрытых воротах сарая виднелся грузовик и лёгкая конная повозка с установленным на ней станковым пулемётом.
- Заводи! – вышел на крыльцо хорунжий. – Его превосходительство побеседовать желают, прежде, чем к стенке поставить.
Самый младший из казаков подтолкнул Григорьева в спину. Александр взошёл на крыльцо и пригнувшись, шагнул в сени. У двери, ведущей в горницу, стоял ещё один часовой, тотчас распахнувший двери перед пленником. Ротмистр некоторое время медлил на пороге, оглядывая помещение, но почувствовав ещё один тычок в спину, вошёл.
В большой светлой горнице вокруг стола склонившись над картой собрались господа офицеры. При появлении задержанного разговоры стихли, и на некоторое время в помещении воцарилась тишина. Высокий молодой человек в мундире полковника снял очки и потёр переносицу, после чего вновь водрузил очки на место и посмотрел прямо в глаза вошедшему.
- Можете быть свободны, - обратился он к казаку, приведшему Григорьева.
Ротмистр замер, вслушиваясь в знакомый голос, он ещё не разглядел толком лица, потому как полковник стоял спиной к окну, но уже знал, кто перед ним.
- Запольский, - само сорвалось с языка.
Арсений Борисович, замер, а после шагнул вперёд, внимательно вглядываясь в черты того, кто назвал его по фамилии. Недоверие, легко читавшееся во взгляде князя, сменилось изумлением. Потухший было усталый взгляд вспыхнул радостью:
- Сашка! Григорьев! – позабыв о подчинённых Запольский заключил ротмистра в крепкие объятья, но тотчас смутился собственного порыва и отступил на шаг, безвольно уронив руки. – Развяжи, - приказал он хорунжему, не успевшему покинуть горницу. – Господа, обратился он к офицерам, взиравшим с любопытством на своего командира, - на сегодня все свободны. - Казак освободил запястья ротмистра и вопрошающе взглянул на полковника, ожидая указаний. – Скажи, что я велел баню истопить, собери на стол чего-нибудь и найди во что переодеться, - отдал распоряжения Запольский и отпустил хорунжего взмахом руки.
Что недовольно ворча себе под нос о том, что он, дескать, не прислуга, казак удалился, оставив бывшего пленника наедине с князем.
- Глазам не верю, - скользнула по губам Арсения едва заметная улыбка. – Не чаял свидеться уже.
- Так и мы тебя схоронили почти, - усмехнулся Григорьев.
- Мы? – переспросил Запольский.
- Это долгая история, - вздохнул ротмистр.
- Рассказывай, - жестом предлагая присесть, обратился к Григорьеву Арсений.
Александр Сергеевич подвинул к столу стул, но присаживаться не стал, а с интересом взглянул на разложенную на столе карту.
- Я пока сюда шёл, много чего повидал, - усмехнулся он и ткнул пальце в точку на карте, обозначавшую небольшой казачий хутор. – Здесь видел довольно большой отряд красных, они там лагерем встали, судя по всему надолго. Скорее всего ждут подкрепление отсюда, - указал Григорьев на железнодорожную станцию. - Туда эшелон пришёл с людьми и оружием.
Запольский задумчиво потёр подбородок, потом схватил карандаш и принялся наносить отметки на карту сообразно сведениям, полученным от ротмистра. Оба настолько увлеклись, что не заметили, как вернулся хорунжий. За ним в горницу вошла уже немолодая казачка и, хмуро глянув на не больно-то желанных гостей, принялась расставлять на столе принесённую с собой снедь.