В густых южных сумерках люди устраивались на ночлег. Разводили костры, готовили немудрённую трапезу. Запах готовящейся на огне пищи сводил Воронина с ума, но никто не собирался позаботиться об удобстве пленника. Алексей устроился на земле, привалившись спиной к колесу телеги. Воронин постарался отрешиться от всех суетных мыслей, дабы попытаться заснуть, но это оказалось совсем не просто: болело простреленное плечо, да и думы о будущем не давали покоя. Чего ему нынче ждать от Запольского? По сути с князем его ничего не связывало, и рассчитывать на снисхождение было бы по меньшей мере глупо, но робкая надежда на то, что ему сохранят жизнь, всё ещё теплилась в душе, ведь не расстреляли на месте с остальными пленёнными красноармейцами. Как бы то ни было, а умирать в неполные двадцать три года совсем не хотелось.
Алексею почти удалось заснуть, но его довольно бесцеремонно разбудил Григорьев. Ротмистр явился вместе с доктором.
- Вставайте, Алексей Архипович, - потряс его за плечо Григорьев. – Надобно рану вашу обработать.
- К чему такие хлопоты, господин ротмистр? – попытался съязвить Воронин и сдавленно охнул, когда Александр, не собираясь выслушивать возражения пленника, рывком поднял его на ноги, ухватив за здоровую руку.
Пришлось подчиниться. Шагая вслед за Григорьевым, Алексей украдкой осматривался. Нынешний бой довольно наглядно продемонстрировал превосходство белогвардейцев над его товарищами: командование – кадровые офицеры, прошедшие фронты первой мировой, дисциплина, вооружение, всё было на порядок лучше, чем в наспех сформированных отрядах молодой Советской республики. Неудивительно, что потери оказались столь ошеломляющими. Блестящий план – заманить отряд Запольского в ловушку, с треском провалился. Да, сначала белогвардейцы оказались деморализованы и несколько растерялись, но слаженные действия командования быстро позволили навести порядок среди личного состава и дать отпор нападавшим.
«Наше дело правое, и мы победим», - твердил про себя Воронин. Повторяя сию фразу, наверное, в сотый раз, Алексей как будто сам себя пытался убедить в верности принятого когда-то решения. Да что уж греха таить не в первый раз его одолевали сомнения. Вот посмотришь на товарищей, которые говорят о равенстве и о достойной жизни для каждого человека в новом обществе и понимаешь, что всё правильно, всё так и должно быть, а на деле ведь не всё так гладко выходит. Воронин вздохнул, шагнув следом за Григорьевым в сени самого большого дома в станице, хозяином которого, судя по всему, был станичный атаман.
Посторонился у дверей караульный, пропуская в горницу пришедших. Керосиновая лампа на большом столе освещала разложенные на рушнике хирургические инструменты.
- Придётся потерпеть, - жестом предлагая Воронину присесть, заговорил доктор. – Морфий у меня давно закончился.
Из тёмного угла горницы к столу шагнул Запольский, откупорил глиняную бутылку и наполнил почти до краев чарку из чернённого серебра.
- Выпейте, Алексей Архипович, - присел к столу полковник.
Воронин не стал противиться. Осушил чарку с крепкой горилкой тремя глотками, слёзы выступили на глазах. С помощью доктора Алексей снял куртку и испачканную кровью рубаху.
Григорьев протянул ему ремень:
- Зажмите в зубах, будет больно.
Воронину показалось, что ему воткнули в рану раскалённый прут. Скосив взгляд, он попытался следить за манипуляциями эскулапа.
- Отвернитесь, - попросил доктор. – Вам же легче будет. - Алексей послушно отвернулся и закрыл глаза, впиваясь зубами в кожу ремня. – Руку подержите, - обратился к ротмистру взмокший от напряжения доктор. – Вот она, - спустя некоторое время удовлетворённо выдохнул эскулап, извлекая пулю из раны.
У Воронина на мгновение закружилась голова, дала о себе знать потеря крови. Доктор закончил перевязку, обработал и убрал инструменты.
- Попробуйте пошевелить пальцами, - обратился он к Воронину.
Попытка Алексея не увенчалась успехом.