- Как я и предполагал, сухожилие повреждено. Со временем подвижность восстановится, но, боюсь, не так скоро, как бы Вам того хотелось, - вздохнул доктор. Запольский окинул пленника сочувствующим взглядом. Арсению довелось на собственном опыте убедиться, как долго и болезненно заживают подобные раны. - Я вас покину, господа, - откланялся доктор. – Понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
Григорьев помог Алексею облачиться в чистую рубаху, явно извлеченную из гардероба князя.
- Предлагаю поужинать, - нарушил воцарившуюся тишину Запольский. - La guerre est une guerre, et le déjeuner est prévu. (Война войной, а обед по расписанию).
Казачок, бывший кем-то вроде ординарца при полковнике, принялся накрывать на стол, изредка поглядывая на пленника, которого его превосходительство намеревался усадить за свой стол к ужину.
- Pourquoi nourrir l'agneau du sacrifice? (К чему кормить жертвенного ягнёнка?), - не задумываясь отозвался Воронин.
Арсений Борисович удивлённо вскинул брови:
- Признаться, вы меня удивили, Алексей Архипович, - присаживаясь за стол, вздохнул Запольский. – Тем более, я не в силах понять, что общего может быть у человека, получившего хорошее воспитание, с малограмотным быдлом, возомнившем себя вершителями судьбы Государства Российского.
- Вы заблуждаетесь, - заговорил Воронин, старательно подбирая слова, ибо высказывание князя отозвалось в душе волной чёрной злобы да чарка крепкой горилки на голодный желудок не способствовала ясности мыслей и суждений. – В наших рядах достаточно людей умных и образованных, а даже тех, кто по своему рождению находится с вами на одной ступени, ваше сиятельство.
- Для меня они все предатели, - безапелляционно возразил князь.
Григорьев молча расправлялся с немудрённым ужином, состоявшим из варенной картошки, свиного окорока и мочёных яблок, не участвуя в беседе, но и не пропуская ни единого слова. Из-за ранения Алексей едва мог управляться со столовыми приборами. Заметив его затруднения, Запольский сам пришёл ему на помощь, отрезав большой ломоть мяса от окорока и положив его на тарелку перед Ворониным.
- Собственно, побеседовать я с вами хотел вовсе не о том, что происходит нынче в России-матушке, а об одной особе, известной нам обоим. Мне кое-что известно о ней со слов Александра Сергеевича, но я бы не отказался и вас выслушать, - не глядя на Алексея, произнёс Запольский.
Воронин отметил про себя, что князь не назвал Алёну по имени, а применил довольно малоприятное в данном контексте слово «особа». Видимо, любовь его сиятельства оказалась не такой уж крепкой, и куда больше его волновали пропавшие бриллианты.
- Елену Яковлевну я встретил в Петрограде после известных вам октябрьских событий, - отозвался Воронин. – На тот момент она проживала в вашем доме на Английской набережной и насколько мне известно, ждала вашего возвращения. Остальное вам уже известно со слов господина ротмистра.
- Мне бы хотелось знать о том, что случилось после того, как вы расстались с Александром Сергеевичем, - оторвался от трапезы князь и пристально взглянул в лицо собеседнику.
- Я расскажу, - вздохнул Алексей, вспоминая события, которые последовали за отъездом из Москвы.
***
Алёна была совершенно права, когда сказала, что мало кто обратит внимание на деревенскую молодку и крестьянского увальня, путешествующего третьим классом. Будучи барышней смышлёной, она придумала историю о том, как молодая деревенская пара подалась на заработки в Первопрестольную. Мол, служила она горничной у барыни, а муж на заводе работал. Да только после переворота завод остановили, а барыня в бега подалась за границу. Так, мол, оба работу-то и потеряли и вот теперь возвращаются они, стало быть, в родную станицу под Екатеринодаром. Попутчики сочувственной кивали, вздыхали, немало было похожих историй и судеб.
До Екатеринодара добрались беспрепятственно. В городе было неспокойно. Власть сменялась едва ли не каждую неделю, то вверх брали сторонники большевиков, то приверженцы временного правительства. Присутствие Алёны связывало Воронину руки, он не мог выполнить данное ему поручение, не подвергая опасности жизнь mademoiselle Коршуновой. Алексею виделся только один выход из сложившейся ситуации – доставить Алёну домой в Пятигорск, а самому продолжить дело, ради которого его отправили в Екатеринодар. Впрочем, противиться его решению Алёна не стала, напротив с радостью согласилась.