- Мне жаль, - вздохнул Запольский. – Караульный! Пленного увести! – распорядился он.
- Что дальше? – поинтересовался Григорьев, хранивший молчание всё время долгого разговора. – К стенке?
- Чёрт возьми, Саша! – взорвался Запольский. – Что ещё я могу сделать?!
- А ежели он сбежит? – задумчиво протянул ротмистр. – Парень он крепкий, до Тихорецкой десять вёрст. Красные и без него знают, что мы нынче у них под носом.
- Свои же и прихлопнут, - хмуро отозвался полковник.
- Дай ему шанс…
- Снимаемся через четыре часа, времени у него до рассвета, - тихо отозвался Запольский. – И дай Бог, чтобы мы больше никогда не встретились, другого раза не будет, - добавил он.
***
Расставшись с Ворониным во дворе дома Лесковых, Алёна поднялась на невысокое деревянное крылечко. Аким распахнул перед ней двери, но барышня медлила на пороге. С одной стороны, страсть, как хотелось увидеть маменьку и Сашу, а с другой… стыдно было перед mademoiselle Лесковой.
- Кто там, Аким? – послышалось из гостиной.
- Гости к вам, барышня, - отозвался старый слуга.
В переднюю ступила mademoiselle Лескова. Катенька и раньше не отличалась здоровым румянцем, но ныне и вовсе походила на приведение. Пепельные локоны, выбившись из-под чёрной кружевной косынки, обрамляли бледное лицо, траурное платье мешком висело на хрупких плечах.
- Примете, Екатерина Николавна? – робко улыбнулась Алёна.
- Входите, Елена Яковлевна, - вздохнула Катенька и, повернувшись спиною к гостье, прошаркала в гостиную.
Алёна последовала за хозяйкой. В небольшой комнате у окна задёрнутого кисейной занавеской на стуле сидела женщина, в которой mademoiselle Коршунова не сразу признала приёмную мать. Алевтина Георгиевна в прежней жизни дамой была весьма миловидной, несмотря на прожитые годы сохраняла задор молодости, блеск в глазах и неизменно хорошее настроение. Ныне перед Алёной сидела согнутая бременем непомерных испытаний старуха. Её отрешенный взор лишь на мгновение оторвался от окна, скользнув по вошедшей совершенно безразлично. Маленький худенький мальчик, глядя на незнакомку в дорогом хорошо пошитом дорожном платье, боязливо прижался к коленям старухи.
- Саша, сынок, - Алёна протянула руки, желая обнять сына, но мальчик вывернулся из её объятий и с рёвом кинулся в Катеньке в поисках защиты от «чужой тётки», что так настойчиво желала прикоснуться к нему.
Катенька вздохнула, обняла мальчика и погладила по растрёпанным тёмным кудрям:
- Наберитесь терпения, Саша вас не помнит, - обратилась она к побледневшей Алёне.
Mademoiselle Коршунова повернулась к матери, желая заговорить с ней, но Катенька её опередила:
- Алевтина Георгиевна, Лена приехала, - тронула она за плечо купчиху. Алёну наградили ещё одним безразличным взглядом. – Бесполезно, - махнула рукой Катенька, - маменька ваша никого не узнает, она совсем как Саша стала, кормить её с ложки приходится и спать укладывать, как ребёнка.
- И давно так? - выдавила из себя Алёна.
- Я вам позже всё расскажу, - вздохнула mademoiselle Лескова. – Скоро Анна и Александра Михайловна придут, обедать будем.
- Белозёрские? – удивилась Алёна.
- Вы же ничего не знаете, - вновь вздохнула Катенька. – Усадьбу Белозёрских сожгли, Сержа ранили и арестовали, как и многих других, моего отца в том числе. Анна с матерью нынче в городе живут у своей бывшей экономки.
Как и говорила Катенька вскоре пожаловали дамы Белозёрские. Едва Анна вошла в гостиную, как тотчас застыла на пороге разглядывая Алёну. Желая хорошо выглядеть при встрече с близкими, mademoiselle Коршунова перед прибытием поезда в Пятигорск переоделась в дорожное платье, которое было приобретено ещё до роковых событий в Петрограде на деньги князя.
Аннет после непродолжительного молчания поздоровалась с Алёной и поставила на стол принесённую с собой корзину:
- Здесь хлеб, молоко и яблоки для Саши, - повернулась она к подруге.
Алёна промолчала. Ей казалось, что она попала в какую-то нелепую театральную постановку, в которой некогда блистательная барышня Аннет Белозёрская играет роль замарашки, её мать из заносчивой особы превратилась вдруг в скромную пожилую провинциалку. Этого просто не могло быть! Не мог её мир перевернуться так, что она не узнавала его и не понимала новых правил и ролей, которые ей, её родным и близким навязывала новая жизнь.