Алёна совершенно забыла о том, какой спектакль она собиралась разыграть. Свидание с умирающим Белозёрским и весть о том, что Григорьев также находится в руках большевиков, совершенно выбили её из колеи.
- А если я откажусь? – тихо осведомился Григорьев.
Агеев расстегнул кобуру и приставил наган к затылку Алёны:
- Тогда она умрёт прямо здесь и сейчас, у вас на глазах, а вы следом за ней, - бесстрастно произнёс он.
Алёна ощутила, как холодок пробежал вдоль позвоночника. Отчего-то она тотчас поверила словам Агеева. Может быть дело было в том, каким тоном он произнёс свою речь. Губы её задрожали, а глаза невольно наполнились слезами.
- Вы полагаете князь поверит мне на слово? – вздохнул ротмистр, признавая поражение.
- Разумеется поверит. Он же столько лет называл вас своим лучшим другом. – Агеев опустил пистолет, и Алёна не смогла сдержать вздоха облегчения. – А для пущей убедительности я вам кое-что дам с собой.
Агеев убрал наган обратно в кобуру и положил на стол, стоящий посреди помещения, тёмный бархатный ридикюль.
- Что это? – хмуро осведомился ротмистр.
- Откройте и сами увидите, - пожал плечами Агеев.
Даже при скудном освещении в караульной бриллианты тиары засверкали, словно капли росы в ярком утреннем свете.
Григорьев нецензурно выругался, впившись злым взглядом в бледное лицо mademoiselle Коршуновой.
- Вы его купить попытались? Верно? – прошипел ротмистр.
Алёна молча кивнула, глотая слёзы.
- Завтра утром отправитесь в расположение отряда Запольского и помните, у него есть ровно неделя, начиная с завтрашнего дня, - убрал тиару обратно в ридикюль Агеев.
Глава 45
Утром Алёна пробудилась от выстрелов, раздавшихся со стороны тюремного двора. Поднявшись с узкого жёсткого ложа, она шагнула к прутьям решётки, отделявшим крохотное помещение, куда её заперли, от коридора и попыталась привлечь внимание караульного:
- Скажите, отчего стреляли?
- Не могу знать, барышня, - неохотно отозвался молодой красноармеец.
- Может наши пришли? – теша себя несбыточной надеждой, пробормотала девушка себе под нос.
Расслышав её слова, караульный сплюнул себе под ноги и отошёл вглубь коридора.
Алёна забралась обратно на нары, поджав под себя ноги. После прозвучавших выстрелов в помещениях тюрьмы вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуком шагов караульного, приставленного охранять пленницу. Не похоже было, чтобы кто-то пытался штурмовать тюрьму. Вновь накатила апатия от чувства полнейшей беспомощности и неспособности хоть как-то повлиять на происходящее. В голове теснились мысли о планах спасения, каждый из которых был один безумнее другого. Алёна размышляла о том, достанет ли ей сил и смелости, чтобы наброситься на комиссара и попытаться завладеть его оружием, когда он придёт за ней, и, представив себе во всех подробностях, чем может закончиться столь безумная попытка освободиться, она только горестно вздыхала, признаваясь самой себе, что расстаться с жизнью всё же не готова и будет цепляться даже за самую призрачную надежду на то, что всё ещё может обойтись.
Размышляя над тем, как Григорьев оказался в Пятигорске, Алёна рискнула предположить, что Запольскому известно о её местонахождении. Она могла сколько угодно уговаривать себя, что Арсений найдёт способ переиграть комиссара в затеянной им смертельной игре, но в глубине души понимала, что Запольский не станет рисковать её жизнью и наверняка примет условия, навязанные ему Агеевым. От подобных мыслей и вовсе становилось тошно.
***
Окинув равнодушным взглядом тела расстрелянных, Агеев достал из кармана кожаной куртки дорогой портсигар и закурил.
- Вы человек без чести и достоинства, - процедил Григорьев, наблюдая, как расстрельная команда убирает трупы.
Агеев пожал плечами:
- Всего лишь демонстрация серьёзности моих намерений на тот случай, коли вы вдруг передумаете сообщать Запольскому об опасности нависшей над mademoiselle Коршуновой.