– Да, - улыбнулась Алёна.
– К мужу едете?
– Я вдова, - оборвала его расспросы девушка.
– Простите.
Начальник поезда проводил барышню с ребёнком в собственное купе. Устроившись, Алёна попыталась отдать ему деньги, почти половину имеющейся у неё наличности.
– Перестаньте. Не возьму, - отказался Арсений Павлович. - У меня дочка ваших годов. Два года тому назад овдовела. К родственникам поди собрались?
– К родственникам, - отвела взгляд Алёна.
– Опасные нынче времена для путешествий. Вы меня простите. Я пока вас оставлю, за погрузкой надобно проследить, - начальник поезда заторопился к выходу из купе.
Оставшись в купе наедине с сыном, Алёна откинулась затылком на оббитую мягким плюшем спинку диванчика. Не пролитые слёзы жгли прикрытые длинными ресницами глаза. Где и когда она так согрешила, что жизнь била наотмашь, щедро раздавая оплеухи? Чем она так прогневила Всевышнего, что вынуждена бежать из родного города, даже не сказав последнего прости человеку, который вырасти её, как родную дочь? Доведётся ли когда-нибудь ещё свидеться с женщиной, заменившей ей мать? Забота и участие человека совершенно ей постороннего едва не сломали барьеры, которые она соорудила у себя в душе, запретив себе думать о постигших её утратах, ибо нужно было оставаться собранной и сильной для того, чтобы выбраться живой из очередной жизненной передряги.
– Мама, - Саша робко коснулся её руки, - я кушать хочу.
– Потерпи, мой хороший. Я что-нибудь придумаю, - пальцы зарылись в тёмные мягкие кудри мальчика.
Саша опустил голову на колени к матери и свернувшись калачиком, затих. Через некоторое время состав дёрнулся и медленно тронулся с места. Алёна уже успела испугаться, что человек, приютивший их в своём купе, отстал от поезда. Но стоило только подумать о том, как дверь в купе открылась и вошёл Арсений Павлович с небольшой корзинкой в руках, которую поставил на сидение напротив своих пассажиров.
– Сейчас будем пить чай, - улыбнулся он, отчего в уголках светло-карих глаз лучиками собрались морщинки.
Сняв с головы картуз, Арсений Павлович пригладил тёмно-русые с заметной проседью кудри и, достав из небольшого шкафчика чистое полотенце, расстелил его на столе, после чего достал из корзины несколько варёных яиц, краюху хлеба, большой шмат копчёного сала и связку баранок.
Саша выпрямился на сидении, уставившись голодными глазами на еду.
– Вы кушайте, я пойду за чаем схожу, - гостеприимно указал на стол Арсений Павлович.
– Неловко, - пожала плечами Алёна. - Вы не обязаны нас ещё и кормить.
– Не смущайтесь, Анна. Сегодня я вам помог, а завтра, кто знает, может и мне чья-то помощь понадобится. Все мы люди и не должны забывать о том, чтобы ни случилось.
Начальник поезда вышел, но вскоре вернулся с дымящимся чайником и парой жестяных кружек. Арсений Павлович ловко нарезал хлеб и сало, разлил чай по кружкам. Саша вопросительно посмотрел на мать и, дождавшись от неё кивка, потянулся за куском хлеба.
Алёне казалось, что никогда и ничего она вкуснее не ела. Вот и правду говорят, пока нужда не коснётся, не оценишь и не поймёшь простые человеческие радости. После нехитрой трапезы, убрав оставшуюся после ужина провизию, Арсений Павлович разлил остатки чая по кружкам.
– Почему вы с этими? - осмелилась спросить Алёна, взглядом указав на красную повязку на рукаве куртки начальника поезда.
– А вы, значит, с теми? - ничуть не рассердившись и не проявив никак своего недовольства, задал встречный вопрос мужчина.
– Я не с этими и не с теми, - вздохнула девушка. - Я просто хочу выжить и не потерять при этом тех, кто мне дорог.
– Вот и я не с теми и не с этими. Жизнь так сложилась, Аннушка. Вы в Екатеринодар собрались?
Алёна покачала головой.
– Я не знаю.
– Надеюсь вы найдёте того, к кому едете, - вздохнул Арсений Павлович. - Поздно нынче. Я вам здесь постелю, а сама в другом месте переночую. Рано утром будем на Тихорецкой. Я вас разбужу.
Саша уснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки. Во сне он крепко обнимал мать за шею, словно боялся, что она снова исчезнет. А вот Алёне не спалось. Вот и правда. А что дальше? Ну, доберётся она до Тихорецкой, а дальше куда?