Первым, кого встретил Арсений по приезде в шато Ле-Гранж, был де Бриен. Антуан разбирал счета и документы с винодельческого завода, сидя в кабинете Запольского, когда туда как раз нагрянул хозяин имения. Встреча вышла бурной и радостной с крепкими объятиями, громкими восклицаниями со стороны де Бриена, поскольку Антуан никогда не пытался сдерживать свою весьма эмоциональную натуру.
Арсению же не терпелось увидеть жену и сына, потому он прервал поток красноречия своего кузена, поинтересовавшись у него, где Алёна и Саша.
— Саша занимается с воспитателем, а Элен вышла пройтись, - де Бриен отодвинул лёгкую кисейную занавеску и кивнул в сторону окна, указав на озеро.
— Мы после поговорим, - улыбнулся Запольский и торопливо покинул кабинет.
Не в силах усидеть в четырёх стенах, Алёна, невзирая на сырую промозглую погоду, на туман, окутавший окрестности, вышла пройтись. Жаль только, что убежать от собственных мыслей, тревог и страхов, оказалось невозможно. Устроившись на потемневшей от времени деревянной скамье, Алёна невидящим взглядом уставилась на скрывающуюся в тумане водную гладь.
Мысли её были столь же безрадостными, как и унылый пейзаж вокруг. С каждым прожитым днём всё более призрачной становилась надежда на то, что Запольскому удалось уцелеть в горниле Гражданской войны, и вскоре он объявится, как и обещал ей когда-то в другой жизни, в другой реальности. Невозможно было отрешиться от этих мыслей. Днём они постоянно крутились в голове, а ночью являлись ей в кошмарных сновидениях. Ей снова и снова снился сон, где Запольского, смертельно раненного заносят во флигель в усадьбе Огинского, приспособленный под операционную. В её снах всё повторялось почти в точности, как оно и было на самом деле, с той лишь разницей, что во сне Арсений умирал у неё на руках. Сны были лишь отражением тех страхов, что терзали её изо дня в день, и которым она сопротивлялась, как могла.
— Элен, - послышалось ей.
Алёна вздрогнула и охватила руками плечи: «Ну, вот уже и мерещится», - вздохнула она.
— Лена, - прозвучало уже совсем близко.
Алёна подскочила со скамейки и, обернувшись, застыла, не веря собственным глазам. Запольский, слегка прихрамывая, спускался к берегу озера.
— Боже правый, - подобрав юбки, Алёна поспешила ему навстречу. – Ты всё-таки приехал, - выдохнула она, обнимая его и прижимаясь щекой к грубому сукну его шинели.
— Я же обещал, - улыбнулся Арсений, касаясь губами её кудрявой макушки.
Арсений покидал Новороссийск в числе последних. Запольский вполне отдавал себе отчёт, что вернуться в Россию ему уже не доведётся никогда, и только мысль о том, что его ждут, помогала смириться с горечью утраты. Чем ближе становился берег Франции, тем светлее делалось на душе, и тоска, с некоторых пор поселившаяся в сердце, становилась не такой гнетущей. Дом – там, где сердце, там, где ждут.
Алёна первой пришла в себя.
— Ну, что же мы стоим тут. Холодно. Ты, верно, устал, голоден, - торопливо заговорила она, стараясь совладать с бушевавшим в крови волнением.
— Всё успеется. Не спеши, - Запольский нехотя выпустил её из объятий, и подхватив под руку повёл к дому.
Алёне так много хотелось ему сказать, но она даже не знала с чего начать. Столько всего произошло, пока они не виделись. По содержанию его писем она поняла, что новость, которую она так желала ему сообщить, до него так и не дошла, а теперь она не знала, как подступиться с важным разговором, но не хотелось начинать его вот так на ходу, второпях, с наскока.
Стоило только войти в просторный холл, как послышался детский плач. Алёна встрепенулась, выпустила руку Запольского, скинула пальто, бросив его на низкую банкетку, и торопливо зашагала в ту сторону, откуда доносился плач ребёнка. Арсений поспешил за ней следом.