Глава 1
Семь лет минуло с памятной для Алёнки вылазки в имение Самбуровых. Семь долгих лет, но и по сей день она помнила каждое мгновение того дивного летнего утра, что стало дня неё самым лучшим за всю её недолгую жизнь лишь потому, что его осветила улыбка юного офицера. Она так и не смогла забыть тёмно-карие очи, опушённые длинными, ресницами, ямочки на смуглых щеках, тёмные, блестящие на солнце кудри. Всю обратную дорогу до дома она пребывала словно в каком-то мороке. Алёшка говорил без умолку, советуясь с нею, но, не слыша ответа, сам себе отвечал, на ходу придумывая оправдания их долгому отсутствию. Алёнка и в самом деле его не слышала, все её помыслы, мечты и желания отныне остались там: на заднем дворе бывшей усадьбы Самбуровых. Она лишь глупо улыбалась в ответ, когда Алёшка обращался к ней и хмурился, качая головой.
Ох, и досталось им по возвращению в усадьбу. Целую седмицу Алёнка просидела под замком в своих покоях, а mademoiselle Беляева глаз с неё не спускала, в наказание заставив выучить назубок длиннющий список немецких глаголов, Алёшку же, отец так выдрал розгами, что мальчишка смог подняться только на третий день после экзекуции.
Ныне вихрастый белобрысый парнишка, приятель детских озорных забав Алёнки, вырос в стройного статного юношу, служившего приказчиком у Коршунова. Золотистая копна кудрей теперь была аккуратно подстрижена и причёсана, широкие плечи обтягивала белая атласная рубаха под чёрным парчовым жилетом. Синие глаза взирали на посетителей внимательно и услужливо, иногда насмешливо, когда Алексей замечал, как какая-нибудь из девиц, зашедших в лавку, строит ему глазки. Лишь при взгляде на купеческую дочь взгляд молодого человека туманился неизбывной тоскою, а щёки заливал жаркий румянец. Как бы хорош он собою не был, а всё ж хозяйской дочери не пара. Для неё он по-прежнему оставался Алёшкою, другом и приятелем, но не более.
Переменилась и сама Алёнка. Худенькая чернявая девчонка к семнадцати годам преобразилась в статную барышню, чей взгляд заставлял быстрее забиться не одно мужское сердце, чья манящая улыбка способна была лишить сна и покоя. В свои юные года Алёна, или Елена Яковлевна, как её стали величать с недавних пор, успела вскружить голову не одному поклоннику. Мало, кто из мужчин, хоть раз видевших дочь купца Коршунова, остался равнодушен к юной прелестнице, ибо надобно было быть слепым, дабы не заметить подобной красоты. Густые роскошные локоны Алёна туго заплетала в две толстые блестящие косы, но мелкие кудряшки всё равно выбивались из причёски, обрамляя совершенный овал лица. Золотистая, чуть тронутая южным солнцем кожа, тонкий прямой нос, высокие дуги густых соболиных бровей, чёрные блестящие очи, яркие, словно спелая черешня, губы – таков был портрет уездной красавицы.
Якову Ивановичу речи, восхвалявшие красоту и ум единственной дочери, выслушивать было, безусловно, лестно, но вместе с тем и беспокойно. Летом в курортном городке появлялось довольно много приезжих, в том числе и офицеров, поправляющих своё здоровье на минеральных источниках в местном военном госпитале после участия в Персидской кампании 1911 года. Множество раз замечал Коршунов восхищённые взгляды, коими провожали его дочь бравые военные, и тогда тревожно сжималось сердце в груди пожилого купца. Вот найдётся среди этой блестящей офицерской братии один такой, кто вскружит голову его Алёнке, и тогда только поминай, как звали. Но к его счастью, Елена Яковлевна никого из них не привечала, оставаясь равнодушной к комплиментам и попыткам свести знакомство. Куда больший интерес она проявляла к делам своего папеньки, и поскольку в последние годы Яков Иванович стал весьма слаб зрением, охотно взялась вести учётные книги.