Предпочитая всему в мире мир, пижамы, мягкие диваны, чужие папиросы, Тройский воевал чрезвычайно неохотно и вообще оказался штатским нахалом. На седьмой неделе Таманские солдаты сожгли его вместе с вагоном, картами и тремя армянами.
Хозяином Ставропольской губернии оказался Сорокин. Простой майкопский казак, зауряд-фельдшер, вор-рецидивист, неоднократно избиваемый своими станичниками, Сорокин был, без сомнения, настоящим самородком, какого может уродить только русский чернозем.
Произведенный за исключительную храбрость и сметливость в прапорщики, добравшись на 3-ий год войны до командования сотней, Сорокин за кражу бумажника у полкового командира был разжалован обратно в солдаты. Революция застала его в пятой казачьей дивизии, расквартированной в Финляндии. Нацепив красную кокарду, срывая погоны со своих и чужих офицеров, произнося блестящие демагогические речи, Сорокин при большевиках был избран командиром дивизии; во главе разложившихся, разоружившихся кубанцев он вернулся в родные степи и сразу стал диктатором Ставропольской губернии и большей части Кубанской области. При защите Екатеринодара от штурма корниловцев (апрель 1918) и при последующих боях с Деникиным он развернулся первоклассным стратегом. Реорганизовал армию, обмундировал и вооружил свой сброд, и к осени (в боях под Ставрополем) едва не разгромил всю Добровольческую армию. Этого главковерха из фельдшеров отличал сам покойный Алексеев, глядевший с большой тревогой на его острые, всегда неожиданные операции.
«После Людендорфа[223] я больше всего боюсь Сорокина!» — полушутя говаривал Алексеев…
В другую европейскую революцию из такого человека мог получиться доморощенный Карно[224]; у нас его ждал обычный конец: на русских бунтарских плечах голова держится непрочно.
Многомиллионную свою вотчину — Ставропольскую губернию — он держал в трепете; с успехом провел мобилизацию, ежемесячно взимал контрибуцию шерстью, хлебом, салом, николаевками.
С первого же дня своего «вступления во власть» Сорокин стал практиковать такой террор, до которого Дзержинский и Лацис дошли лишь значительно позже. В июне 1918 на разъезде «Индюк» Армавир-Туапсинской ж. д. он собственноручно зарубил своих бывших начальников — генерала и полк. Труфановых, полковника Геричева и др. А в это же время в его столице — Ставрополе — местный садист, главный палач Чека, бывший псаломщик Ашихин, вывел в расход около 200 офицеров. Он работал исключительно топором и каждой жертве уделял по полчаса, по часу, устраивая перерывы, покуривая папироску.
В те месяцы головы рубились на всем Северном Кавказе. На Минеральных Водах — в единственном районе, где держались комиссары, утвержденные центром, диктаторствовал Анджиевский[225], которого дни 18–19 октября 1918 г. в ряду мировых палачей поставили впереди Марата, Сен-Жюста[226], Саенко{15}[227]. Двое суток подряд, ночью при свете костров и факелов, одного за другим рубили пятигорских заложников.
Среди тысячной обезумевшей толпы, сопровождавшей казнь улюлюканьем, свистом, возгласами, слетели головы 155 генералов, сенаторов, б. министров, местных домовладельцев. На исходе первого дня из подвала вывели двух — одного худого, седого, согбенного, в золотых очках и френче без погон; неуверенной походкой подошел он к плахе и, дрожа, стал опускаться на колени. Тогда толпа, как один разъяренный зверь, навалилась ближе и кто-то заревел: «Русский! голову ровней, снимай очки…»
Минута — и к плахе направился второй, сумрачный, бледный, смотря прямо в лицо Анджиевскому. Радко-Дмитриев не задрожал и пред топором. Анджиевский показал его голову толпе и громко сказал: «Так будет со всеми империалистами».
Через десять месяцев, в том же самом Пятигорске, военно-полевой суд Добровольческой Армии слушал дело о «рядовом из мещан, католического вероисповедания, 24 лет, Анджиевском». Его поймали в Баку, в тот момент, когда он садился на пароход, отходивший в Энзели. Английская контрразведка выслеживала его в продолжение двух недель. В синих очках, с фальшивой бородой, Анджиевский кутил в шантанах, метал банк в Казино, покупал ковры и валюту, а круг все суживался…
В своем показании Анджиевский утверждал, что был всегда «поклонником Шингарева[228] и народником». На эшафоте силы оставили Анджиевского, и его повесили в полубессознательном состоянии.
223
Людендорф Эрих (1865–1937) — германский генерал (1916), создатель концепции «тотальной войны»; во время Первой мировой войны фактически руководил военными действиями на Восточном фронте, а с 1916 г. и всеми вооруженными силами Германии.
224
Имеется в виду либо Карно Лазар Никола (1753–1823) — французский математик, член Парижской Академии наук (1796), который в 1791–1792 гг. был членом Законодательного собрания, в 1792–1795 гг. членом Конвента, в 1793–1794 гг. членом Комитета общественного спасения, в 1795–1797 гт. членом Директории, а во время «Ста дней» (1815) занимал пост министра внутренних дел; либо один из двух братьев Карно — Сади (1837–1894) — в 1878–1887 гг. члена кабинета министров Франции, а с 1887 г. президента Республики — или Адольфа (1839–1920) — основателя и председателя партии «Alliance republicaine democratique».
225
6 сентября 1921 г. в газете «Общее Дело» был опубликован очерк Н. М-ова «Бандиты», в котором утверждалось, что массовая казнь заложников в Пятигорске была осуществлена по предписанию окружной чрезвычайной следственной комиссии для борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем на Северном Кавказе, председателем которой являлся Атарбеков (по утверждению автора, в 1910-е гг. бывший студентом юридического факультета Московского университета): «Из Екатеринодара перешла (комиссия — Д. Н.) в Ставрополь, затем в Пятигорск, где казнила девяносто пять ни в чем не повинных заложников, в числе которых были ген. Радко-Дмитриев, министры Рухлов, Добровольский и др. Они погибли по приказу Атарбекова и Стельмаховича — этих двух зверей, принявших человеческий облик» (№ 416. — С. 2).
226
Сен-Жюст Луи (1767–1794) — якобинец, член Комитета общественного спасения, был казнен термидорианцами.
227
Саенко — глава Харьковской ЧК; см., например, в газете «Юг»: «Саенко стоял во главе харьковской чрезвычайки и приобрел „известность“ невероятными зверствами» (1919. — № 13. — 9 августа. — С. 2); о судьбе Саенко в белой прессе появлялись противоречивые сведения: сначала сообщалось о его аресте после взятия Харькова в 1919 г., затем, в 1920 г., о том, что «знаменитый советский палач Саенко заболел сыпным тифом и после болезни сошел с ума» (Юг России. — № 67(260). — 19 июня. — C. 2). См. о нем: Г. Линский. В плену у большевиков: Рассказ Харьковского студента о своем пребывании в большевистском плену. — Харьков, 1919.
228
Шингарев Андрей Иванович (1869–1918) — земский деятель, один из лидеров партии кадетов; депутат Государственной Думы II–IV созывов; входил во Временное правительство сначала в качестве министра земледелия, а с 5 мая 1917 г. в качестве министра финансов; вышел из правительства 2 июля; был арестован 28 ноября 1917 г. в день предполагавшегося открытия Учредительного собрания, заключен в Петропавловскую крепость; убит красногвардейцами в ночь с 6 на 7 января 1918 г. в Мариинской тюремной больнице.