Выбрать главу

«Нужно продержаться три месяца!» — и вот держались: открыли клуб домовладельцев, клуб вильного казачества, клуб помощи жертвам большевизма, жокей-клуб и тысячу одно кафе, напоминавшее о Москве, о знакомых именах и вкусах.

Ленин складывает чемоданы, Троцкий переводит деньги за границу, все идет великолепно, из Кистяковского[301] получится отличный Столыпин[302], самое важное — найти комнату в этом городе, увеличившем свое население за один месяц в три раза, приучить дурацких провинциальных портных к настоящей кройке — и солнце еще засветит!

Если бы нашелся в гетманском Киеве человек, который после горы сдобных булок, пряников, колотого сахара, осмелился бы думать иначе, его бы просто-напросто перестали пускать в клубы. Был один тип, который в своем беспрестанно работавшем уме уже давно пожрал и гетмана, и всех его гостей — но его держали за семью замками: будущий украинский феникс — Симон Петлюра[303] — сидел в тюрьме… Через месяц он ворвется в город с толпами озверелых мужиков, оторвет у вывесок твердые знаки, заставит «забалакать по-украински» петербургских снетков, выведет в расход сотни офицеров. Но пока еще воздух ясен последней осенней ясностью. В царском саду ласковое, обманчивое бабье лето. И заместитель разорванного бомбой Эйхгорна пьет за здоровье «великих государственных мужей Украины», не желая верить сообщениям австрийских властей Екатеринославской губернии. Эти австрийцы — неисправимые паникеры. Они дрожат за линию Гинденбурга[304], которую не сломит никакая Америка, никакие черти-дьяволы, они не могут справиться с каким-то мужиком Махно, которого за вшивость нельзя даже пустить в шнельцуг[305]!..

* * *

Махно — первый пророк, признанный прежде всего собственным отечеством, осчастливленным им Гуляй-Полем[306]. Громадное промышленное село, богатое, бойкое, многотысячное, помнит батьку Махно еще пятнадцать лет назад маленьким, широкоплечим блондинчиком, в должности учителя низшей школы[307]. С суковатой палкой, в расшитой украинской рубашке учитель сидел в своей отдаленной хате, выращивал вишни, неизвестно чему учил бойких молодых хохлят и неожиданно для всех в один летний день зарубил топором приехавшего в школу уездного предводителя дворянства. Какие-то сумбурные счеты, какие-то невыясненные обиды. С этого момента начинается легенда о Махно. Сперва его бьют жестоко, долго, упорно в волостном присутствии, потом осуждают специальным присутствием судебной палаты, потом в кандалах, из тюрьмы в тюрьму, с этапом в телячьем вагоне швыряют в Сибирь. Махно многократно пытается бежать; его ловят, бьют плетьми, увеличивают сроки, накопляют глыбы хохлацкой неумолимой злобы. В числе других «керенок» он вырывается из Сибири весной 1917 года, приезжает в родное село, организует шайку с быстротой, изумительной даже для тех благоприятных времен, и, сведя счеты с оставшимися в живых: волостным старостой (он его зарубливает по первоначальному рецепту), членами судебной палаты, детьми убитого предводителя дворянства[308], — переходит на роли народного героя. Махно облюбовывает усадьбы богатейшего Мелитопольского уезда. Мебель, рояли, остатки посуды свозятся им для продажи в ближайшие крупные пункты, где местная милиция в интересах, безопасности старается не замечать Махно. Дома сжигаются, землю и скот Махно делит меж крестьянами. Многоречивый, косноязычный, не находя слов для своих кипящих злобой мыслей, он наполняет уезд и губернию грозными прокламациями, заранее предрекая гибель и грабеж, просвещая население в аграрном вопросе. Приход немцев на короткое время ослабляет его деятельность. При первых же столкновениях с немецкими отрядами батько изобретает ту тактику[309], которая впоследствии сделает его неуязвимым для Деникина и большевиков. Махно не принимает боя. Приближается мало-мальски внушительная воинская часть — его мужики разбегаются по своим деревням. Смущенные разведчики доносят, что неприятель исчез. С вечера он занимал село, стрелял, разводил костры, к утру пепел и никого нет…

вернуться

301

Кистяковский Игорь Александрович (1872–1940) — юрист, приват-доцент Киевского, а затем Московского университетов.

вернуться

302

Столыпин Петр Аркадьевич (1862–1911) — в 1903–1906 гг. саратовский губернатор; с 1906 г. министр внутренних дел и Председатель Совета министров Российской империи; был смертельно ранен эсером Д. Г. Богровым во время пребывания в Киеве.

вернуться

303

Петлюра Симон Васильевич (1879–1926) — бывший член Украинской социал-демократической рабочей партии, один из организаторов Центральной Рады (1917) и Директории (1918), ее глава с февраля 1919 г. Во время польского наступления Петлюра активно поддерживал поляков; в 1920 г. эмигрировал. В 1919 г. в ростовской газете «Жизнь» А. Ветлугин опубликовал очерк «Украина», в котором решительно выступал против «петлюризма»: «Страна, освобожденная от большевистского террора, должна быть освобождена и от бездарного, губительного петлюризма. Большевизм рубит головы, расстреливает и грабит; петлюризм подтачивает и заражает неизлечимой гнилью. Только полная ликвидация самостийности способна восстановить силы тяжело больной Украины» (№ 51. — 23 июня (6 июля). — С. 2; подпись: Д. Денисов).

вернуться

304

Гинденбург — генерал-фельдмаршал, будущий президент Германии (с 1925 г.) Пауль фон Бенекендорф унд фон Гинденбург (1847–1934) во время Первой мировой войны командовал 8 армией, 9 армией, войсками Восточного фронта (с ноября 1914 г.), а затем будучи начальником Генштаба (с августа 1916 г.) фактически являлся Главнокомандующим; был решительным противником любых соглашений со странами Антанты, руководствовался т. н. «стратегией уничтожения»; после заключения перемирия 11 ноября 1918 г. руководил эвакуацией германской армии; вышел в отставку 26 июня 1919 г.

вернуться

305

Скорый поезд (от нем. Schnellzug).

вернуться

306

Гуляйполе — село в Александровском уезде Екатеринославской губернии, где родился Махно.

вернуться

307

Ср. с фрагментом о Махно из «Екатеринославских воспоминаний. (Август 1918 г. — июнь 1919 г.)» Г. Игренева: «Из расспросов мне удалось узнать лишь следующие подробности из его биографии. Родом из Гуляй-Поля, по одной версии — народный учитель, по другой — рабочий, он в 1902 г., за убийство родного брата с корыстной целью, был приговорен Екатеринославским окружным судом к 15-ти годам каторжных работ. В 1905 году неожиданно снова появился на горизонте, объявил себя анархистом, участвовал в каких-то экспроприациях и потом снова потерялся из виду. Вынырнул снова только в 1917 г. в качестве председателя Гуляй-Польского совета рабочих депутатов» (Архив Русской Революции, издаваемый И. В. Гессеном. Т. 3. — Берлин, 1921. — С. 236–237). По данным современных историков Махно работал в имениях и экономиях своего уезда, а затем на гуляйпольском чугуно-литейном заводе; примкнул к анархистам в 1906 г., вступив в молодежный кружок Украинской группы хлеборобов анархистов-коммунистов, участвовал в нескольких ограблениях и дважды подвергался арестам в 1906–1907 гг., в последний раз за покушение на жизнь гуляйпольских стражников, был выпущен под залог в июле 1908 г., через полтора месяца вновь арестован и в марте 1910 г. приговорен за убийство к смертной казни; просидевший 52 дня в камере смертников Махно, который на момент совершения преступления еще не достиг совершеннолетия, был помилован и осужден отбывать бессрочную каторгу. Наказание он отбывал в московской Бутырской каторжной тюрьме, откуда был освобожден в марте 1917 г., и в конце марта вернулся на родину, в Гуляйполе.

вернуться

308

Ср. с фрагментом о Махно из «Екатеринославских воспоминаний» Г. Игренева: «Единственное, что Махно успел в Екатеринославе: это расстрелять прокурора окружного суда Аверьянова — своего обвинителя в деле о братоубийстве» (С. 239).

вернуться

309

Ср. с фрагментом о Махно из «Екатеринославских воспоминаний» Г. Игренева: «После прихода немцев на Украину становится одним из вождей крестьянских повстанческих банд, ведущих партизанскую борьбу против оккупационных войск. Это доставило ему широкую популярность среди крестьян Екатеринославской губернии. После подавления повстанческого движения организует более тесную разбойничью шайку, с которой совершает ряд крупных грабежей. Перемена режима не оказывает влияния на его деятельность, и в петлюровской сумятице он продолжает с успехом свою работу» (С. 237).