Начальник военного кабинета Керенского, грузный, близорукий полковник, скупает германские марки. Он боится вызвать повышение цен; и, прежде чем купить одну-две тысячи марок, он сидит часами в плетеных креслах, пьет десятками чашек приторное крепкое кофе, помогает считать деньги, подает советы, рассказывает эпизоды из истории падения Временного Правительства. Так он проваландается до самого вечера; за десять минут до закрытия он внезапно побледнеет, протрет платком с вензелем запотевшие стекла черепаховых пенсне и спросит подавленным тоном: «А что наши дейтшланды? Говорят, в падении…» Его любимый меняла, бывший при первых большевиках комендантом Феодосии, прыщавый горбатый студент, знает номера своего клиента, и сурово отвечает: «Марок нет; сам бы купил, да негде…»
Несколько реплик, длинный, безуспешный для полковника спор, и очередная тысяча марок торопливо засовывается в особо секретный кошель, идущий вкруг всего живота. К пяти часам зной ползет испариной по корням пальм; мороженщики подымают крик на трех языках сразу; американцы вылезают из воды и отправляются на поиски домов в туземную часть города, где уже заиграла зурна.
II
Генерал Ляхов[348] избрал себе плохое убежище. Лучше было бы ему прятаться в Северной Персии, которую он некогда усмирял во главе особой казачьей бригады, нежели заниматься разводкой овощей в собственном огороде, в предместье Батума. Население Батумской области — беспокойное, мстительное, восточно-упрямое, восточно-решительное — хорошо запомнило деятельность этого новейшего Цинцинната[349] в первые годы мировой войны.
Командир корпуса Кавказской армии[350] и военный губернатор Батумской области, генерал-лейтенант Ляхов перевешал за два года столько аджарцев, что его жертвами можно было бы заселить еще один Батум. Во времена Деникина Ляхов в последний раз свел счеты с кавказцами в роли Главноначальствующего Терско-Дагестанского Края[351]. Ездил с броневиком и сметал аулы из тяжелых орудий…
В апреле 1920 г. это был высокий бравый старик[352]; в черкеске при всех орденах смело ходил он по улицам Батума, чувствуя на себе враждебные истребительные взгляды молчаливых людей в чалмах и фесках.
В черкеске при всех орденах Ляхов высматривал помещение для модного занятия — меняльной конторы. Так его застигли в первый раз в огороде на даче. Три аджарца залегли за изгородью и открыли пальбу; генерал отбивал лопаткой пули и с той же лопаткой кинулся на убийц.
Все трое бежали.
Англичане сказали генералу: «Вы, конечно, герой, но с одной лопаткой далеко не уедешь; каждый день на вас подготовляется добрая сотня заговоров. Убирайтесь подобру-поздорову в Константинополь». День его отъезда определили на 29 апреля. Утром Ляхов прошел в церковь отслужить панихиду по жене: английский миноносец развел пары и ждал генерала на рейде.
В одиннадцать часов утра он вышел из церкви. И снова трое в фесках пошли за ним, приблизились на пять шагов и разрядили в его спину три обоймы трех маузеров. Выстрелы среди белого дня? Менялы всполошились: должно быть, грабеж… Поспешно закрыли конторы, загремели железными жалюзи. Когда выяснилось, что произошло чистое убийство, без грабежа, снова открыли лавки. День выдался тревожный. Пробежал слух о занятии Баку большевиками. Фунты прыгнули на 40 проц.; полковник Гаррис, едучи на панихиду по Ляхове, заезжал по дороге во все конторы и скупал всю имеющуюся валюту.
А вечером в общественном собрании за ожесточенным макао секретарь Распутина[353] — человек с невероятным акцентом, склонностью к пессимизму и небольшими черненькими усами — рассказывал, что говорил старец о Ляхове. И снова, как это уже происходило второй год, восторженные слушатели говорили в один голос: «Арон Семенович! Вам нужно писать мемуары. Вы на них заработаете больше денег, чем на размене!..» Арон Семенович презрительно улыбался и загибал пальцы на обеих руках: «Во-первых, менялку я держу не для заработка, а чтобы сыны мои за девчонками не бегали. Деньги есть деньги. Им нравится, когда денег больше с каждым днем, тогда им плевать на ажур и амур. Значит, есть здоровье. Во-вторых, я вам скажу, дворяне не отмоют на себе кровь Распутина еще двадцать лет. И генералы тоже. Ляхова убили. Убьют еще сто Ляховых!»…
У секретаря старца, по слухам, имелся фунт камней голубой воды, жену свою — толстую картежницу — он не успел вывезти из Киева, и в Батуме породистые беженки находили, что Арон Семенович не так плох, как о нем говорят…
348
Ляхов Владимир Семенович (1869–1919 или 1920?) — генерал-лейтенант; по окончании Николаевской академии Генерального штаба в 1896 г. занимал ряд штабных и командных должностей, с 1912 г. начальник войскового штаба Кубанского казачьего войска; в Первую мировую войну участник боев на Кавказском фронте, с лета 1918 г. в Добровольческой армии.
349
Цинциннат — римский патриций, консул в 460 г. до н. э., был призван сенатом принять в 458 г. обязанности диктатора; Цинциннат считался образцом скромности, жил в деревне, и согласно легенде сам обрабатывал землю.
350
С декабря 1914 г. Ляхов был комендантом Батума (Михайловской крепости) и командиром Приморского отряда Кавказской армии.
351
Ляхов являлся «Главноначальствующим и командующим войсками Терско-Дагестанского края» с января по конец марта 1919 г.
353
Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1869–1916) — был приближен Императорской семьей, оказывал помощь больному наследнику престола. Деятельность «святого старца», по мнению многих излишне вмешивающегося в государственные дела, активно использовалась антимонархической пропагандой. В 1916 году Распутин был убит.