После краткого, но энергичного сбора, во время которого у жены одного из видных союзных сановников оказалось совершенно оглушительное количество бриллиантов, представители третьей России сели на лодки и уехали, на прощанье распорядившись всем пострадавшим подать шампанское…
В Константинополе большинство из пассажиров «Сюира» отказалось от мысли продолжать поездку и уныло сошло на берег, утешаясь мыслью о ничтожности своих потерь в сравнении с потерей союзной дамы, у которой бриллианты были величиной в слезу армянских сирот… (ее муж опекал Армению).
Герои происшествия на «Сюире» были пойманы лишь спустя несколько недель. Пока же, в виде нравоучения и для прекращения слухов об участии в грабеже ставленника Его Величества Кискин-Заде, англичане решили наказать кого-либо из имеющихся в их руках «туземных бандитов». В Батумской тюрьме уже второй год содержалась компания из восьми грузин, подозревавшихся в каком-то грабеже. В шесть часов утра на главную площадь города были доставлены в грузовиках все восемь. По английскому обычаю у них были забинтованы лица, и их привязали к специально поставленным столбам. Церемония расстрела, чтобы не приучать индусов к убийству белых, была поручена взводу моряков. После двух сухих залпов к каждому из восьми подошел лейтенант, командовавший взводом, и для верности всадил еще по пуле в голову каждого. В шесть часов десять минут бравые «бобби» уже разгоняли любопытную толпу, густыми цепями осаждавшую площадь.
Возмездие свершилось. К полудню фунт опять повысился: Арон Семенович сказал, что он эти штуки знает: перед эвакуацией всегда расстреливают грабителей… Его телохранитель и кассир, бывший начальник конных разведчиков в добровольческом корпусе, прибавил, что в Екатеринославе он сам командовал подобной церемонией и простить себе не может, как это он не догадался купить валюту в тот же день…
И уже больше никого не радовали ни пальмы, ни карминовые закаты, ни великолепный экспресс с вагон-рестораном, который за неполных двенадцать часов привозил в Тифлис. Что толку было торчать в Батуме, когда в Баку уже заседал конгресс коммунистов и нефтепровод не давал ни капли нефти? Какая радость была от поездок в Тифлис, если советский посол Киров уже произносил с балкона своего дома зажигательные речи[360], а грузинский министр добродушно признался, что в случае чего его армия продержится от полудня до следующей полуночи…
В середине июня английский губернатор известил население, что на место отбывающих на родину английских войск в Батум прибывают французы…
По кривым уличкам, с воем пронзительных рожков, трещоток, с боем барабанов, входили колониальные войска — сенегальцы в фесках. Сомнений больше не было. Значит, судьба Батума предрешена. И, умудренные одесским опытом, последние могикане беженства больше не желали ждать. Бедные ехали в Крым, где дела Врангеля как будто налаживались, где, по слухам, была холера и, значит, нужда в рисе и медикаментах. Обладатели валюты не верили ни в Крым, ни в рис, ни в медикаменты, ни в товарообмен, ни в сенегальцев.
Впереди был еще один этап — Босфор[361], конторы грязной Галаты, ослепительный «Пера-Палас».
Чем больше итальянский пароход, тем меньше можно верить в аккуратность его отходов и приходов.
В последний момент комиссар нашего «Triesti№» вспомнил, что он чего-то не успел купить и опрометью кинулся на берег. Какое-то особенное нервозное нетерпение овладело всеми нами. На пароходе уже веяло Европой. В кокетливом баре негры в расшитых ливреях говорили на отчаянной смеси четырех языков, в салоне валялась кем-то завезенная программа скачек в Longchamp, на столах блистали давно не виданные скатерти; матросы не толкали, не грозили, не вышвыривали с палубы сундуков, контролер взял билет и сказал «gratia, sig№re»[362]. Но тем чувствительней была задержка. Скорей, скорей…
Наконец комиссар вернулся. Вслед за ним из катера вылез и поднялся по трапу высокий изящный человек с орлиным носом и чуть-чуть подведенными губами. Он был в штатском сером костюме, но ясно чувствовалась в нем привычка к шпорам и мундиру. Он говорил по-итальянски с тем рулированием, по которому так нетрудно узнать русского.
В кают-компании к ним присоединился француз-экспортер, уезжавший в Бриндизи. Они оживленно заговорили о каких-то товарах. Соотечественник несколько раз просил быть осторожными, особенно при выгрузке. Француз и комиссар титуловали своего собеседника «сиятельством» и просили не волноваться.
360
18 апреля 1921 г. в очерке «Советские деятели. Киров» А. Ветлугин, в частности, писал: «В Кирове есть два редких для советского деятеля качества: трудоспособность и известная даровитость. На фоне Зиновьева, тупицы и наглеца, Радека, вора и лентяя, Карахана — полного идиота, неспособного к составлению простой телеграммы („вышлите поезд на станцию Псков“ — телеграфировал он по заключении второй редакции Брестского мира в Москву, и совнарком остался в убеждении, что мир не заключен), на этом фоне Киров является человеком бесспорно выдающимся…. В феврале 1920 г. после конца Деникина Киров снова во Владикавказе, в роли почти „наместника Кавказа“. Подписан мир с Грузией и он выезжает послом в Тифлис. В первую же неделю пребывания в Тифлисе произносит зажигательную речь с балкона своего дома на Ртищевской улице. Чины итальянского посольства, жившие на той же улице, с изумлением замечают, как совершенно открыто идет подготовительная работа в советском доме. Подозрительные люди, ящики с понятным содержимым, тайная типография с гулким явным мотором и т. п. „Я задыхаюсь в буржуазной атмосфере Тифлиса“, — жалуется интервьюерам Киров и… устраивает попытки восстаний. К осени по настоянию грузинского правительства Киров убран» (Общее Дело. — № 277. — С. 3; подпись: А. В.).
361
Босфор — соединяющий Черное и Мраморное моря пролив между Европой и Азией (длина — 30 км, средняя ширина — 2 км); в Босфоре расположена бухта Золотой Рог. которая делила европейскую зону Константинополя на две части — Старый город (Пера) и Новый город (Галата).