Все выпили и начали смачно закусывать шашлыком, домашними маринованными грибами, яркими помидорами и хрустящими огурцами. Аппетитное чавканье и плямканье продолжалось минут пятнадцать, с перерывами на ещё два молчаливых тоста, типа «Будьмо!». Заморив «червячка», как выразился «Стихия» и закурив, он улыбаясь и щурясь от дыма, не то спросил, не то сказал:
— Был слух, Арсэн, что тебя «завалили», где-то в России.
— Я тоже слышал, Вова, что тебе десять лет впаяли, в дружественном нам зарубежье. — Сказал, Арсэн прикуривая сигарету и с удовольствием выпуская дым.
— Гады. Кругом одни интриганы, братан…. Не верь. — Резюмировал «Стихия».
— И ты не верь.
— Боже упаси. — Продолжал улыбаться «Стихия», и покосившись на Леонидовича поинтересовался. — Товарищ твой, с России?
— Нет, с Египта. — Наслаждаясь дымом сигареты, сказал Арсэн.
— В каком смысле? — Выпуская клубы дыма, и находясь в таком же блаженном состоянии временной сытости, спросил «Стихия».
— В смысле, корней.
— Понятно.
— Посмотрите на этих двух хохмачей. — Снисходительно и как-то по-отечески вклинился в разговор Леонидович. — Сидят себе, вот тут вот, и прикалываются. О работе надо говорить, пацаны. — Вытирая руки о полотенце, рукав рубашки у Леонидовича расстегнулся, и Арсэн со «Стихией» увидели на его левом предплечье наколку в виде садящегося солнца с лучами и надписью снизу «СЕВЕР».
— »Уматовый», ты «дедушка», Леонидович. — С удивлением проговорил Арсэн.
— Наш человек, братан. — Поддакнул «Стихия».
— А, почему, позвольте спросить, вы «Стихия»? — Вдруг поинтересовался Леонидович.
— О, это старая история. — Засмеялся Вова. И посмотрев с хитрецой на Арсэна, затянувшись сигаретой, начал свой рассказ. — Довелось мне, уважаемый, первый срок отбывать в одной старой тюрьме в соседнем областном центре. Было тогда мне лет двадцать…. Сами понимаете, только жизнь начиналась, а тут срок. В то время сидел я в «тройнике»… Публика подобралась в «хате» серьёзная и авторитетная. И вот, как-то в один не то поздний вечер, не то в раннюю ночь, каждый занимался своим делом. Одни «чифирили», другие в нарды катали, а у одного нашего товарища с желудком проблема образовалась…. И вот, пошёл он на «парашу», бедолага. «Примостырился», сидит, страдает и газету жжет, чтобы духан его зловредный не отравлял людям атмосферу. Вдруг, что-то как тряхнет тюрьмой, потом тут же, ещё сильнее, все так прямо и попадали со «шконок»… Оказывается, землетрясение в Румынии произошло… очень сильное. Говорили потом, что балов восемь. А к нам волна накатила, где-то под балов пять, так по крайней мере потом один сейсмолог утверждал, который к нам на лагерь заехал. Его дурака, посадили за то, что он в своём родном посёлке, по пьяни, климатическую катастрофу районного масштаба устроил…. Но это другая история. Вооот…
Протянул «Стихия», гася окурок в самодельной пепельнице, и наливая гостям и себе по рюмкам спиртное. Видно, в нём дремал настоящий артист, а как говорят, чем больше артист — тем больше пауза. И «Стихия» наслаждался этой паузой до последнего, интригуя слушателей рассказа до нервного тика. Молча выпили, закусили и «Стихия» прикурил новую сигарету.
— Так, вот. Когда мы все в «хате» пришли в себя, то увидели, что наш товарищ, который до этого сидел на «параше», растянувшись во весь рост, со штанами на коленках и с зажжённой газетой в руке, лежит на полу. Вы только представьте себе! Мало того, что уважаемый человек, можно сказать авторитет, катапультировался с «параши» на пол, так он ещё и лежит там, как обосравшийся герой, перед немецким дзотом, с факелом в руке вместо гранаты.
И «Стихия» снова замолчал минут на десять, смакуя сигаретный дым и паузу. Леонидович и Арсэн, понимая всю комичность ситуации, с одной стороны и трагедию, для этого человека, с другой стороны, улыбаясь, терпеливо ждали продолжения рассказа. Поняв, что перед ним, достойные слушатели, «Стихия» продолжил.
— После того, как все пацаны в «хате» насмеялись, а наш «пикирующий бомбардировщик» привёл себя в порядок — встал очень серьёзный вопрос. «Законтаченый» или «Незаконтаченый»? Вопрос серьёзный, посудите сами, судьба человека на кону. Решили собрать «сходняк». Мнения у народа сразу разделились.
Одни сказали, что упал с параши, значит «законтаченый». Другие доказывали, что человек уважаемый и это было случайно… Долго спорили, и большинству по-человечески было жалко этого человека. Своё мнение стал высказывать «смотрящий», он говорил, что хоть это его и товарищ, и он всегда уважал его за многие качества, но традиции и «понятия» есть непоколебимы. И как бы было ему не горько, но мы должны чтить традиции… И когда, в гнетущей тишине, он спросил с надеждой у братвы: «Кто мне скажет, что может быть сильнее традиций?» И я вдруг, неожиданно для самого себя, сказал: «Иногда, стихия»… В момент, лицо «положенца» просияло, ведь был найден выход, да и слово всем понравилось. «Стихия! Стихия!» — подхватила братва… И судьба человека была спасена… Вот так вот… А ко мне с тех пор, так и приклеилась кликуха «Стихия».