Ребенок оставался у Калиостро более месяца, и только после этого отцу и матери было дозволено видеть его — сначала мельком, потом подольше и, наконец, без всяких ограничений. После столь успешного лечения ребенок был возвращен родителям совершенно здоровым. Благодарный отец предложил Калиостро уже не тысячу, а пять тысяч империалов. Калиостро долго, но постепенно все слабее и слабее отказывался от такой весьма значительной суммы. Князь, со своей стороны, замечал графу, что если он не хочет принять денег собственно для себя, то может взять их для того, чтобы употребить по своему усмотрению для благотворительных целей. Калиостро отказывался и от этого любезного предложения. Тогда князь Г. оставил эту сумму в его квартире как будто бы по забывчивости, а Калиостро, со своей стороны, не возвращал ему ее.
Прошло несколько дней после возвращения родителям их ребенка, как вдруг в душу его матери запало страшное подозрение: ей показалось, что ребенок был подменен. Г. Хотинский, который имел по этому делу какую-то секретную рукопись, замечает, что «подозрение это имело довольно шаткие основания, но, тем не менее, оно существовало и слух об этом распространился при дворе; он возбудил в очень многих прежнее недоверие к странному выходцу».
В книге, составленной будто бы по рукописи камердинера Калиостро, сын знатного петербургского вельможи заменен двухлетней дочерью, которую будто бы Калиостро действительно подменил чужим ребенком, и весь Петербург заговорил об этом. Когда же началось следствие, Калиостро не отпирался от сделанного им подмена, заявив, что т. к. отданный ему на излечение ребенок действительно умер, то он решился на обман для того только, чтобы хотя на некоторое время замедлить отчаяние матери. Когда же его спросили, что он сделал с трупом умершего ребенка, то Калиостро ответил, что, желая сделать опыт возрождения (палингенезиса), он сжег его.
В заключение рассказа о пребывании Калиостро в Петербурге г. Хотинский говорит, что Калиостро, не будучи ревнивым к Лоренце, заметив, что князь Потемкин теряет прежнее к нему доверие, вздумал действовать на князя посредством красавицы-жены.
Потемкин сблизился с ней, но на такое сближение очень неблагосклонно посмотрели свыше. К этому времени подоспела и история о подмене младенца. Императрица Екатерина II тотчас воспользовалась ею для того, чтобы вынудить Калиостро к безотлагательному отъезду из Петербурга, тогда как настоящим поводом к этому будто бы была любовь Потемкина к Лоренце. Калиостро и его жене приказано было немедленно выехать из Петербурга, причем он был снабжен на путевые издержки довольно крупной суммой денег.
Можно, впрочем, предположить, что неудаче Калиостро содействовали главным образом другие причины. По мнению Е. П. Карновича, подробно описавшего пребывание этого авантюриста в Петербурге в книге «Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий» (Издание А. С. Суворина, С.-Пб., 1884 г.), «одно то обстоятельство, что он явился в Петербург не просто врачом или алхимиком, но вместе с тем и таинственным политическим деятелем, как глава новой масонской ложи, должно было предвещать ему, что он ошибется в своих смелых расчетах. Около того времени императрица Екатерина II не слишком благосклонно посматривала на тайные общества и приезд такой личности, как Калиостро, не мог не увеличить ее подозрений».
Существовали и другие обстоятельства, которые были не в пользу дальнейшего пребывания Калиостро в Петербурге. Независимо от того, что он, как масон, не мог встретить благосклонного приема со стороны императрицы, она должна была не слишком доверчиво относиться к нему и как к последователю графа Сен-Жермена, который находился в Петербурге в 1762 году и которого Екатерина считала шарлатаном.
Не сумев достигнуть блестящих успехов в высшем петербургском обществе как масон, врач и алхимик, Калиостро не мог уже рассчитывать на внимание к нему толпы в Петербурге, подобно тому, как это было в многолюдных городах Западной Европы. Для русского простонародья Калиостро, как знахарь и колдун, должен был казаться неподходящим.
Он, по отзывам современников, отличался прекрасной и величественной наружностью. По словам барона Глейхена, Калиостро был небольшого роста, но имел такую наружность, что она могла служить образцом для изображения личности вдохновенного поэта. Одевался Калиостро пышно и странно, часто носил восточный костюм. В важных случаях он являлся в одежде великого кофта, которая состояла из длинного шелкового платья, схожего по покрою со священнической рясой, вышитого от плеч и до пяток иероглифами красного цвета. При такой одежде он надевал на голову убор из сложенных египетских повязок, концы которых падали вниз. Повязки эти были из золотой парчи и на голове придерживались цветочным венком, осыпанным драгоценными камнями. По груди через плечо шла лента изумрудного цвета с нашитыми на ней буквами и изображениями жуков. На поясе, сотканном из красного шелка, висел широкий рыцарский меч, рукоять которого имела форму креста. В своих пышных нарядах и при своей величавой внешности Калиостро должен был казаться простому русскому народу скорее важным барином-генералом, чем колдуном. Как известно, наш народ всегда предпочитал в качестве колдуна «ледащего мужичонка», и чем более он бывал неказист и неряшлив, тем более мог рассчитывать на общее к нему доверие. К тому же, для приобретения славы знахаря необходимо было уметь говорить с русским человеком особенным образом, чего, конечно, не в состоянии был сделать Калиостро, несмотря на всю свою чудодейственную силу.