Княжеский поезд прибыл на эту поляну под вечер, поэтому празднество началось великолепным фейерверком, после которого на расположенном неподалеку озере происходило примерное сражение двух кораблей. По окончании фейерверка и морской битвы князь повел леди Кингстон по городку, домики которого оказались ярко освещенными лавками, наполненными самым дорогим и разнообразным товаром. Радзивилл предложил герцогине выбирать все, что ей понравится, и таким путем преподнес ей множество ценных подарков. После этого гостья, хозяин и сопровождавшее их многочисленное общество отправились в обширное помещение, занятое князем, где он среди самой роскошной обстановки открыл бал с герцогиней, как с царицей праздника. Как только по окончании танцев гости оставили залу, ее охватило яркое пламя, т. к. наружные стены этой постройки были смазаны легковоспламеняющимся составом, и гости Радзивилла при таком неожиданном освещении оставили место увеселения, чтобы ехать в замок князя, где их ожидал роскошный ужин и удобный ночлег. На одно это празднество, как передает герцогиня, Радзивилл истратил до 50 000 фунтов стерлингов.
Герцогиня Кингстон провела у Радзивилла две недели, в течение которых она посетила и его знаменитый родовой замок, находившийся в местечке Несвиж. Невдалеке от этого местечка, окруженного тогда густыми дебрями, Радзивилл для потехи герцогини устроил охоту на кабанов. Охота происходила ночью, при свете факелов. На нее, по приглашению Радзивилла, съехались все соседние паны с их семействами, и каждый из них имел при себе множество слуг. Вся эта ватага кормилась сытно и вкусно в течение нескольких дней за счет князя. По ночам, во время проезда герцогини по владениям Радзивилла, которые с малыми перерывами тянулись через всю Литву, дороги были освещены пылавшими кострами и смоляными бочками, а около ее кареты ехали провожатые с зажженными факелами. Во всех местечках, принадлежавших князю, местные власти являлись приветствовать герцогиню, о приближении которой возвещали жителям пушечные выстрелы. В свою очередь, и мелкая шляхта, раболепствовавшая перед Радзивиллом и готовила его гостье если не такие пышные, то все же чрезвычайно радушные встречи.
Сама леди Кингстон, рассказывая в своей краткой биографии, помещенной в «Записках» баронессы Оберкирх, о том приеме, который ей сделал Радзивилл, прибавляет, что он, страстно влюбленный в нее со времени знакомства в Риме, просил ее руки, но она отказалась вступить с ним в брак, не желая оставаться «в дикой стране, среди сарматов, которые одеваются в звериные шкуры».
Из этой «дикой страны» герцогиня Кингстон, дружески расставшись с Радзивиллом, отправилась в Петербург, где несколько лет тому назад ее встретили с таким почетом и где теперь ее ожидало горькое разочарование. Прежний чрезвычайно благосклонный прием, оказанный герцогине со стороны императрицы Екатерины II, сменился теперь вежливой и сдержанной холодностью. На этот раз Петербург показался герцогине совсем не тем городом, каким он показался ей в 1776 году. Она была теперь в нем совершенно незаметной личностью. Отношения ее со двором ограничились сухим официальным представлением. Императрица не приглашала ее в свой избранный круг, а петербургская знать не устраивала в ее честь никаких праздников. Вскоре, при такой неблагоприятной обстановке, герцогиня убедилась в том, что ей нечего было ожидать и искать в Петербурге и что получить желаемое ею звание статс-дамы она не может. Вдобавок к этому, ее надежды на получение огромных доходов с купленных в Эстляндии Чэдлейских мыз оказались также несбыточными. Принадлежавший ей водочный завод не приносил никаких прибылей. Кроме того, казна, ввиду разных упущений в ведении дел на этом заводе, наложила на герцогиню штрафы, так что сразу после ее приезда в Петербург к ней явился полицейский офицер, который представил ей документы о платежах, которые ей необходимо было сделать в соответствии с указом казенной палаты. Независимо от этого, занятие по водочной части сильно уронило в общественном мнении прежнюю знаменитую петербургскую гостью. Теперь на нее уже не смотрели как на знатную иностранную путешественницу, сорящую деньгами, а скорее как на заезжую промышленницу, желавшую разжиться посредством надувания казны и за счет спивающихся простых людей. Обаяние, окружавшее герцогиню Кингстон в первый приезд, совершенно исчезло. Вследствие этого ее вторая поездка в Россию прошла без всякого шума и по своим результатам была для нее гораздо неприятнее, чем первая, после которой герцогиня увезла все-таки с собой хоть какие-то воспоминания, льстившие ее ненасытному самолюбию.