Послышался новый удар и сдавленный крик. Нарышкин содрогнулся, представив себе происходящее на палубе. «Ну и жрите друг друга!», — с ненавистью подумал он. Только сейчас Сергей понял, что стоит уже по щиколотку в воде.
— Готовы оба, — сообщил исполин. — Прощайтесь с вашей мамзелью, господин Трещинский, и айда отсюда.
Левушка расхохотался.
— Сколько в вас весу, Николай Петрович? — спросил он, явно ерничая.
— Это Вы к чему клоните? — озадаченно ответил исполин.
— Вы не догадываетесь, кто будет следующий? — голос Трещинского окреп и звучал теперь почти спокойно.
— Вы что же это, собираетесь меня убить?.. Ах ты тля! — взревел Николай Петрович. — Неужто и впрямь осмелишься… Да ведь я тебя…
— Я Вас и пальцем не трону, — поспешно заверил Левушка.
— Это сделаю я! — раздался еще один голос.
Нарышкин, стараясь не шуметь, прокрался по коридору и выглянул сквозь приоткрытый иллюминатор на палубу. Позади великана, держа в изящной руке взведенный револьвер Лефоше, гибкая, как борзая, стояла «Настасья Нехлюдова». Нарышкин поймал себя на том, что в который раз невольно ею любуется.
— Ишь ты, бабу свою на меня натравить решил… — удивился Николай Петрович, оборачиваясь назад. — Раздавлю обоих, как клопов…
Он сделал шаг по направлению к актрисе. Та слегка отступила и, прицелившись, одну за другой стала всаживать пули в грузное тело гиганта. Каждый раз после выстрела небрежным и ловким движением она взводила курок.
— Один, два, три… — непроизвольно считал Нарышкин.
Николай Петрович, слегка морщась после каждого попадания, вытянув вперед руки, молча шел навстречу своей смерти.
— Четыре, пять…
Промахнуться было невозможно. Шестой выстрел побледневшая, как полотно, актриса сделала почти в упор.
Взревев, как бык на бойне, великан рухнул на палубу.
— Однако… — пробормотал Левушка. — Экий здоровяк! И как Вам, право, не жаль…
— Помилуйте, какая может быть жалость? — усмехнулась «Настасья Алексеевна», и поправила мокрые волосы. — Он ведь только что убил моего «отца»!
— Вот мерзавка! — содрогаясь, подумал «Гроза морей» и ему вспомнилась ночная сцена в каюте Трещинского. — А ведь она могла меня тоже…
Пароход снова вздрогнул и заскрежетал. Новая порция воды хлынула на палубу.
— Я захвачу кое-что в своей каюте, — поспешно кинул Трещинский актрисе. — Ты ступай на мостик. Если приблизятся монахи в лодке — стреляй, это люди Нарышкина.
Левушка шагнул в коридор и едва не задел прижавшегося к переборке, старавшегося не дышать Сергея.
Нарышкин осторожно шагнул следом. Он прокрался по коридору до дверей Левушкиной каюты и заглянул внутрь.
Воды здесь было уже по колено, и она прибывала с каждой секундой. Пароход заметно «клевал носом». Полячишка, чертыхаясь, лихорадочно искал что-то в своем столе и, казалось, не замечал ничего вокруг. Сергей тихо вошел, осторожно приблизился к Трещинскому…
— Что-то потеряли, господин Трещинский? — почти ласково спросил Сергей.
— Ты! — Левушка резко обернулся и тут же получил один из тех ударов, которыми дворянин Сергей Нарышкин по праву гордился. Трещинский перелетел через стол, ударился о переборку, на секунду прилип, казалось, к ней, а затем, кулем рухнул вниз и некоторое время лежал на столе без движения. При этом револьвер его с длинным дулом отлетел в дальний угол каюты и, булькнув, скрылся в воде.
— Да ты живой ли? — поинтересовался Сергей, слегка морщась. Боль в плече давала о себе знать.
Он наклонился над своим врагом, поправил его запрокинутую голову и не без удовольствия отвесил несколько звонких пощечин, гулко отозвавшихся в заполненной водой каюте. Трещинский замычал и с трудом растворил правый глаз. Другой его глаз закрылся, видимо надолго.
— Пятачок придется приложить, — озабоченно сказал Сергей, осматривая сильно поврежденный участок холеного, ненавистного ему лица.
Левушка застонал и выругался. Одинокий глаз его пылал злобой.
— Что, Сережа, дорожку в мою каюту протоптал?! — с ненавистью выдавил из себя Трещинский. — Рукопись к рукам прибрал?! — он зашелся хриплым кашляющим смешком. — А впрочем, черт с тобой. Ты все равно не поймешь, что попало тебе в руки!..
Нарышкин схватил Левушку за ворот и, сильно тряхнув, стащил со стола.
— Я, может быть, и сохраню твою жалкую жизнь, а ты взамен расскажешь мне про эти бумаги. Что в них?!
Трещинский затрясся, захихикал, как китаец.
— А вот не скажу! Что ты сделаешь? Убьешь меня?
За бортом раскатисто грохнул гром. Пароход затрещал и еще больше зарылся носом. Оба, и Сергей, и Левушка, не удержавшись на ногах, повалились в воду, доходившую теперь почти до пояса. Где-то в железном чреве корабля зазвенела, посыпалась посуда. Трещинский, воспользовавшись секундным замешательством соперника, извернулся ужом и схватил Сергея за горло. Он был достаточно жилистым и имел крепкую хватку, однако природное здоровье и кряжистое сложение Нарышкина не шло ни в какое сравнение. Сергей разжал пальцы на своем горле и припечатал здоровый глаз Левушки кулаком левой руки. Удар вышел смазанным, но цели своей достиг. Трещинский обмяк и осел.