— Нет, минхерц, шалишь! — сказал Гроза морей, мысленно продолжая разговаривать с Заубером. — Я тебе еще докажу, что крупица ума у меня есть.
— Я тебе, брат, не мелкая сошка! — с некоторой угрозой пробормотал он и погрозил маяку внушительным кулаком.
На следующее утро, не говоря никому ни слова, Нарышкин отправился в публичную библиотеку.
В просторном пыльном зале было покойно и почти безлюдно. Над пухлым романом краснел гимназического вида прыщавый юнец, да морщила нос забаррикадированная медицинскими изданиями неинтересная суховатая мамзель. Непривычно озираясь, Нарышкин спросил сначала одну книгу, потом, не найдя нужного, — вторую, а затем разошелся и, изрядно погоняв важеватого обходительного библиотекаря, булдыхнул себе на стол целую кипу книг и журналов. Он стал просматривать их сперва осторожно, с подозрением, но неожиданно тема захватила его, и Сергей принялся вовсю шелестеть страницами, время от времени покрякивая, хлопая себя по ляжке и вставляя небольшие замечания: «Ишь ты! Ах, вон оно как! Ну, ты подумай!».
Гимназист и серьезная барышня бросали на него удивленные взгляды, но Гроза морей был так увлечен, что не замечал этого. От книг он оторвался лишь под вечер, когда почувствовал, что его афедрон изрядно отсижен, а перед глазами крутится вертопляска из слов и букв. Сергей устал, но был доволен. Он готовился к разговору с «заносчивым немцем» и так спешил, что промахнул центр города на едином дыхании и даже не завернул по пути ни в одно заведение.
«Становлюсь водопийцей», — подумал он с легкой гадливостью, однако путь свой продолжил, не сворачивая.
Возле Ланжероновой хаты его караулила Катерина, прохаживаясь взад— вперед вдоль палисадника и поплевывая семечки, которые изящно доставала из грязноватого бумажного кулечка.
— Жду, жду, прямо извелась вся! — проворчала она, морща носик. — Хочете семок?
— Благодарю, — отмахнулся Сергей. — А что, Иоганн Карлович здесь?
— Куда ж ему деться, — хмуро сказала девушка, преграждая Нарышкину путь. — Что, так ничегошеньки и не скажешь?
— Потом, Катенька, я спешу! — Сергей легко поднял ее на воздух, обхватив за талию, немного помедлив, чмокнул в губы, после чего отставил девушку в сторону и прошел к крыльцу.
— И зачем только я в тебя, вертопляса такого, врюхалась! — краснея и сжимая кулачки, гневно бросила Катерина. Кулек с семечками жалобно хрустнул в ее руке.
Глава третья
КОПЬЯ И КОПИИ
«Это было длинное копье, покрытое золотом. К верхушке его было прикреплено кольцо из золота и самоцветов, с двумя буквами, символизирующими имя Спасителя, на внутренней стороне».
Город был наполнен звуками. Внизу у подножья домов, словно обитатели растревоженного муравейника, копошились обыватели. Слышался шум многотысячной людской толпы, которая, подобно бурной реке, текла извилистыми рукавами улиц и переулков, выплескиваясь у внешнего оборонительного вала. Люди лезли на стены, откуда любопытных простолюдинов сгоняли пинками хмурые стражники. На вторых и третьих ярусах домов хлопали резные ставни. Перегнувшись через затейливые перила балконов и стараясь перекричать друг друга, делились последними новостями соседи. Особенно любопытные лезли повыше, хрустели черепицей на крышах, пытаясь занять места с видом на рейд, запятнанный разноцветными парусами пришельцев.
Над мокрыми крышами плыл тревожный звон колоколов. Одних только церквей в этом городе, поднявшемся из античных руин, было около пятисот. Прокопий Архонт невесело усмехнулся, вспомнив, что перед тем, как построить новый град, император Константин разрушил древний акрополь со святилищами Аполлона и других языческих богов. Рядом с развалинами торжественно вознес свои величественные главы Собор Святой Софии. Построен он был, кажется, уже при Юстиниане. Легенды говорят, что планировку будущего храма император узрел от небесного ангела, явившегося к нему в чудесном сновидении. Храм возвели в кратчайшие сроки. Всего за шесть лет. Строительным материалом порой служили остатки самых красивых античных зданий. Мрамор для колонн везли из Рима, Афин, Эфеса. Стены храма были облицованы плитами из розового, зеленого, темно-серого, черного и белого камня. Их резали так, что прожилки на мраморе складывались в лики людей и животных, деревья, фонтаны, водопады. По этим причудливым изображениям Константинопольские гадалки пытались делать свои предсказания.