— Я понял, — сообщил Гроза морей, — но… как всегда ничего не понял.
— О, это есть проще парной репа, — поспешил объяснить Заубер.
— Всецело доверяю твоему чутью, герр Мюллер, — отреагировал на его радость Нарышкин, поспешно давая понять, что никакие объяснения не принимаются.
— Не хватало еще, чтобы я целый день «голова ломаль», — буркнул он в сторону.
Нужное место действительно находилось неподалеку от ипподрома. Нарышкин запрокинул голову, оглядывая грандиозное сооружение, печально известное трагическими события восстания «Ника», когда по приказу Юстиниана здесь было перебито тридцать тысяч недовольных правлением императора жителей Константинополя. Однако факт сей был скрыт для отставного поручика под спудом времени и библиотечной пыли, а посему Сергей сказал просто: «Эх, ма!». А потом добавил веское «да-а!». Этими возгласами его комплименты архитекторам, равно как и скорбь по поводу Юстиниановых бесчинств, ограничились.
У входа в катакомбы, очевидно, велись какие-то строительные работы — тут и там были навалены груды пиленого мрамора, плинфы и жженого кирпича, однако ни каменотесов, ни работников с тачками нигде не было видно. Из какой-то норы вылез толстый полусонный сторож, похожий на хомяка-переростка. Заубер сказал ему несколько слов и предъявил некую бумагу, от которой страж подземелья отшатнулся, как черт от ладана. Он согнулся в поклоне, бормоча приветствия и извинения.
— Отарафа гидин, — сторож указал на ведущие вниз ступени.
— Что это Вы ему показали? — поинтересовался Нарышкин, когда, вооружившись припасенными масляными фонарями, все трое стали спускаться вниз. Заубер молча сунул Сергею небольшой лист плотного сложенного вдвое картона, оказавшийся ничем иным, как приглашением на ужин в ресторане «Волжский откос». Украшенное имперскими двуглавыми орлами и вензелями, оно произвело на сторожа неизгладимое впечатление.
— Случайно в карман положить и забывать, — оправдывался Заубер.
— Ну-уж, Иоганн, это как-то даже… а если откроется, что все это фикция?
— Я уже быть здесь вчера, — ответил Заубер, старательно наблюдая за пятном света, скользившим по стенам. — И представляться как инженер-консультант, представитель фирмы «Мюллер и Мюллер». Турки отшень уважать все немецкие инженеры…
— И этот человек называл меня авантюристом, — усмехнулся Гроза морей. — А почему никого не видно?
— Сегодня здесь нет работа, — сказал Иоганн Карлович, поднимая фонарь повыше. — Нет работа, значит нет хороший освещений. Ничего. Все что нам надо, мы увидеть и так.
Тусклый свет, отразившись от пола подземелья, на сажень покрытого водой, вырвал из мрака уходящий вдаль и тающий в темноте лабиринт колонн, подпирающих кирпичный свод. Впечатление было завораживающее.
— Мать честная! — только и смог вымолвить Терентий.
— Вот это и есть деревья, — сказал Иоганн Карлович. — Только их сделать люди.
И вправду, рукотворная роща простиралась вдаль, насколько хватало света. Наверху был шумный, пронизанный солнцем город с домами, мечетями, площадями, базарами и садами, а здесь, словно в волшебной пещере Аладдина, оказался совсем другой мир — мир вечного мрака и тишины. Здесь даже голоса звучали совсем по-другому.
— Тысяча и одно дерево, в трех ярусах. Стоят на кронах друг у друга, — сообщил Заубер.
— Когда вы успели их сосчитать? — спросил Сергей, поразившись искаженному звуку собственного голоса.
— Я видеть план цистерна, там, наверху. Не забывать, что я есть инженер Мюллер, — усмехнулся немец, осторожно двинувшись вперед. — Надо смотреть под ноги, — предупредил он.
Осторожно ступая по скрипучим деревянным переходам, компания двинулась сквозь каменный лабиринт.
— Иоганн Карлович, как там в стихах сказано? — спросил Нарышкин, вглядываясь во мрак впереди.
— Нужно спуститься на второй ярус, — Заубер показал рукой в дальний угол. — Там лестница, коммен зи битте!
— Слон меня смущает, — тревожно огляделся Нарышкин. — Были в Византии слоны? Думаю, пожалуй, только в виде слоновой кости.