Служанки переодели девушку в восточный наряд, и зашедший на женскую половину хозяин дома зацокал языком, смекнув, что не прогадал.
— Гёркем, ихтизам… гёркем — великолепно, — сладко причмокивая, лопотал удовлетворенный работорговец, удаляясь.
Уже через два дня он удачно продал Катерину члену султанского дивана кадиаскеру Кылыч-эфенди, который покупал забаву для своего избалованного сынка Таркана.
Катерину поселили в харемлике вместе с женами и наложницами Кылыч-эфенди, но все знали, что новая рабыня предназначается старшему сыну и наследнику бея.
Вечером в комнату к девушке проникла кухонная служанка — пожилая турчанка, на деле оказавшаяся уроженкой Малороссии. Гюзель, которую прежде звали Галиной, рассказала, что её еще в детстве украли цыгане, вывезли в Бессарабию, оттуда переправили за Дунай, а там уже и в саму Турцию.
— Ты ж моя детонька, — сокрушалась Галина, слушая рассказ Катерины.
— О, це ж дьяволы! У тоби чоловик був? Ни? Жоних? Шукае тоби? Це добре, тильки зря… Зараз отдадуть тоби Туркану. Он парубок швыдкий, тильки заполошный трохи… Ой, доля, доля…
Слушая рассказ Гюзель-Галины о житье-бытье в гареме и приглядываясь к местным порядкам, Катя сделала для себя неожиданный вывод, что на самом деле в доме, казалось бы, патриархальных турок всем заправляли бабы. Вернее, самые проворные из них. Так, например, у Кылыч-эфенди верховодила молодая ещё черкешенка Мадина. Дочь Кавказа два года назад попала к кадиаскеру, сумела стать любимой женой и теперь вила из старика веревки. Единственно, кому еще потакал бей, так это сыну от старшей жены, но это пока Мадина не произведет на свет мальчишку. В прошлом году у нее родилась дочка, однако поговаривали, что Мадина своего добьется. Недаром любимая жена хозяина каждый месяц совершала паломничества к святым мавзолеям, а в дороге всякое может случиться… И всякий тоже…
Быстро усвоив обычаи, Катерина смиренно, на первый взгляд, принялась ждать, чувствуя на себе неприязненные взгляды всей женской половины гарема.
Исключение составляла только Галина, с которой удавалось иногда размолвить словечко. Мадина, явившаяся из своих отдельных покоев с одной лишь целью — увидеть новую наложницу, окинула Катю с ног до головы презрительным взглядом, заскрежетала зубами и удалилась, намеренно опрокинув по пути цветочную вазу.
— Це ж змеища! — оценила выходку Галина. — Зарежет зараз як того барана. Почикай, вона ж сама на сынка глаз положила.
— Не зарежет, мы еще поглядим, чья возьмёт, — вскинулась Катерина. — За мной придут, — с уверенностью добавила она. — Серёжа, сокол мой ясный, меня, поди, уж обыскался!
Таркан явился к своей новой наложнице на следующую ночь. Был он, как водится у турок, брит налысо, черноглаз, вертляв и тонок станом, словно девица. Стрюк да и только. На Катерину, привыкшую к изрядной стати Нарышкина, её новый «господин» не произвел должного впечатления. Более того, на юношу, ожидавшего встретить томную негу северной красавицы, обрушился настоящий ураган хотя и маленьких, но ощутимо лупящих в цель кулачков. От такой неожиданности в гордо выпиравшем естестве юного любовника произошли значительные перемены. Таркан насилу вырвался и с позором, поддерживая штаны, ринулся прочь из опочивальни. Дом огласили его крики.
После этого случая Катерину какое-то время не трогали. Таркан с исцарапанным лицом выглядел весьма плачевно. Утром он имел с отцом серьёзный разговор, после чего уехал поправляться на воды в Бюйюдере, где Кылыч-эфенди имел свой загородный дом.
Галина-Гюзель рассказала, что наследник наотрез отказался принимать отцовский подарок, и чересчур разборчивую рабыню решено было отдать в служанки Мадине, тем более что та сама настойчиво намекнула об этом хозяину.
Катя быстро сообразила, что такой оборот дела ей совсем не на руку. Презлющая черкешенка выказала явное желание сжить девушку со света.
Катерина тайком всплакнула, после чего упрямо вздернула подбородок.
«Ничего, подстилка турецкая, ты у меня сама ещё попляшешь», — мысленно пообещала она.
Случай выяснить отношения представился совсем скоро.
После пятничной молитвы младшая жена кадиаскера предавалась кейфу в отдохновенной тени садовой беседки, вокруг нее роем расположились служанки.
Когда по вызову Мадины Катя была вынуждена явиться в беседку, черкешенка, не поднимаясь с подушек, что-то зло сказала ей по-турецки.