Постепенно Джон начал привыкать к своему новому существованию.
Этому в большей степени способствовал блок сигарет, который оставил ему коварный Боб. Вожак стада пристрастился к курению и стал заядлым курильщиком. Часто после обеда он, выклянчив зажжённую сигарету у Джона, а он их берёг как зеницу ока, вожак стада усаживался на поваленное дерево и у всех на виду курил её. Теперь он уже держал её двумя пальцами. Покончив с сигаретой, вожак стада с чувством глубокого удовлетворения говорил: «Ням, Ням».
Иногда в виде особой благодарности он давал сигарету приближённым к нему самцам, те тоже усаживались на поваленное дерево рядом с вожаком и, закатив глаза к небу, как это делал вожак, предавались процессу курения. У кого-то это получалось лучше, у кого хуже. Один самец по неопытности засунул сигарету зажжённым концом себе в рот. Но неизменно после курения каждый говорил: «Ням, Ням».
Джона уже больше не пугала как прежде первобытная женщина, с которой он жил. Наоборот он начал находить в ней много интересных черт.
- Как же тебя назвать, дурочка, - ласково говорил он ей. В ответ самочка только скалила зубы и преданно смотрела ему в глаза.
- Назову тебя Лолой, - однажды сказал он ей, - у меня была знакомая девушка по имени Лола, мордашка, правда, у ней была по смазливее, чем у тебя, но и ты девушка ничего. Ну, так как? Назвать тебя Лолой?
В ответ самочка произнесла, - У-у и закивала головой.
Его забавляла её привычка искать у него блох. Так делали все самки стада, ублажая самцов, так делала и Лола, когда Джон был в хорошем расположении духа.
- Дурочка, - ласково говорил он ей, - ну какие могут быть у меня блохи.
В ответ Лола произносила, - И-и, - скалила зубы, и цепкими тонкими пальчиками быстро и проворно искала несуществующих блох в рубашке Джона. И до того нежны и осторожны были прикосновения её волосатых пальчиков, что Джону было по настоящему приятно.
В дождливые холодные вечера, когда всё стадо пряталось от ветра и дождя в своей убогой травяной хижине, он пытался научить её разговаривать.
- Скажи А, - томно произносил Джон.
- В ответ Лола делала кокетливую гримасу и произносила У.
- Скажи Б, - повторял Джон.
Но видно её гортань ещё не была создана для подобных звуков. В ответ Лола или обиженно замолкала и отворачивалась от Джона, либо скалила зубы.
А ещё Джон любил ей рассказывать о своей прежней жизни.
- Ты знаешь, Лола, что такое город, - говорил он задумчиво, - а что такое автомобили?
Лола глядела на него во все глаза.
- Ну, как тебе объяснить Лола, что такое автомобиль, ну, представь себе дерево на колесах, вот это будет автомобиль. Нет, это не автомобиль, - сам на себя досадовал Джон, - да ты не знаешь даже, что такое колесо и вообще Лола ты дура, и все женщины дуры, - и обиженный Джон поворачивался к ней спиной и засыпал.
Постепенно Джон научился разбираться и в речи этих волосатых существ. Собственно и речью то её назвать было нельзя, все их помыслы вращались вокруг еды и удовольствий, поэтому то немногое, что могли сообщить друг другу эти волосатые существа, прекрасно выражалось в тех криках и возгласах, которые Джон прекрасно изучил.
К одному только не мог привыкнуть Джон, к тухлой вонючей пищи этих волосатых существ. Вместо того, чтобы разорвать убитое животное сразу или лучше поджарить его на костре, они почему-то зарывали его в землю, а затем, когда оно немного протухнет, выкапывали и с аппетитом поедали. А на всё попытки Джона, поджарить убитое животное, вожак всякий раз скалил зубы и грозно кричал: «У».
От такой грубой, мягко говоря, пищи нежный желудок Джона, испорченный всеми благами современной цивилизации начал давать сбои. Выражалось это в том, что Джон вынужден был бегать в окрестный лес расположенный неподалёку несколько раз в день.
Собственно и нужды в этом особой не было, эти и другие потребности, волосатые существа справляли совершенно открыто, абсолютно не стесняясь, друг друга. Но так уж был приучен Джон и ничего не мог с собой поделать.
Вожак стада, обеспокоенный таким поведением Джона, несколько раз посылал других самцов, чтобы они проследили за ним. И каждый раз они видели одно и то же. Присев за деревом, Джон, кряхтя и морщась от боли, проделывает то же самое, что проделывали абсолютно открыто и они.
- У-у, - недоуменно говорили самцы и уходили восвояси.
Конфликт между желудком и пищей разрешился весьма неожиданно.
Как-то раз, когда вожак пригрозил ему в очередной раз, он не выдержал и взорвался.
- У-У! - в отчаянии закричал он, - а ср-ь кто тридцать раз на день ходит, ну разреши мне воспользоваться огнём, ну хоть чуть-чуть и ты увидишь, что получится не только Ням, Ням, а даже супер Ням, Ням.