Фред с Джорджем, скрытые под мантиями с капюшонами, опущенными на глаза, только отрицательно покачали головами. И начались поединки. Ещё перед уходом из Хогвартса мы с ребятами наложили на мою палочку отличные маскировочные чары, чтобы не спалиться в первом же бою. И, надо сказать, они с честью выдержали выпавшие на их долю испытания, ни разу не развеявшись в течение всего вечера. Тело, которое досталось мне «в наследство», было тренированным и даже более сильным, чем моё, а вот ловкость и вёрткость, наработанные за время занятий квиддичем, явно были моими собственными. По жребию я должен был выйти на площадку в составе третьей пары, а моим противником стал какой-то парень из гринготтских ликвидаторов. Как было принято перед поединком, мы с моим «врагом» скинули мантии и рубашки на стоявший неподалёку колченогий стол, оставшись в одних обтягивающих кожаных брюках и масках. Единственное, что я запомнил о первом противнике в том ступоре, в котором тогда пребывал – это то, что ему было далеко до Беллы Лестрейндж, да и до тренировавшего меня одно время Кингсли он явно не дотягивал. В общем, было даже обидно остаться победителем на десятой минуте боя. Зато тот поединок, что состоялся сразу следом за моим, заставил меня прирасти к земле, пожирая глазами смертоносную парочку противников: кто-то из группы Хмури и Упиванец. Аврора я смутно узнал по голосу, а вот УПС во время боя молчал, как будто язык проглотил, но за него говорило его тело. Таких отточенных и убийственно быстрых движений мне не приходилось раньше видеть – он как будто танцевал особый смертельно опасный танец, в котором каждый жест, каждый выпад и изменение положения тела были отточены до мелочей. Обнажённый торс, похоже, вовсе не знакомый с солнцем, избороздило множество шрамов. Старые – почти белые, и четырёхмесячной давности – ещё красные, они покрывали, казалось, каждый дюйм его кожи. Фигура же была высокой, поджарой – ни фунта лишнего жира – и мускулистой. Чёрные волосы, по-видимому, забранные в хвост, слегка выглядывали из-под маски, спускаясь сзади на шею. Несмотря на белую, лишённую загара кожу, он напоминал сильную, красивую и смертельно опасную грациозную пантеру, перемещаясь по площадке для поединков почти бесшумно и невербально проводя одну серию боевых проклятий за другой. Мерлин великий! Да я половины из них не знал! И мне впервые с начала нашей с близнецами авантюры стало действительно по-настоящему страшно. Но в то же время я великолепно знал, что даже если мне будет угрожать заключение в Азкабан, то и в этом случае я не сдвинусь с места – настолько захватил меня этот поединок. Стоявшие вокруг меня зрители и свободные пока участники боёв кричали и бесновались, поддерживая, в основном, аврора, а я всё никак не мог отвести взгляда от его противника. Застыл как громом поражённый, а в груди поднималось какое-то почти неведомое ранее, но смутно знакомое по ночным сновидениям чувство. Кроме того, я знал, что в этом бою победит именно Упиванец. Знал так, как будто это было предрешено заранее. И моё предчувствие не замедлило подтвердиться: спустя каких-то тридцать минут боя аврор подставился под «Круциатус» и выбыл из поединка. Мне ещё три раза выпадал жребий сражаться с разными противниками. То ли мне, как всегда, везло, то ли у меня и в самом деле был талант к Боевой магии, но я вышел победителем из всех. Магия будто сама собственной жизнью жила во мне, и я интуитивно, не акцентируясь на отдельных проклятиях, просто жил и дышал боем, он опьянял меня, будто старинный коньяк, попробованный однажды втихаря в доме Сириуса. Если бы меня впоследствии спросили, что и как я делал, боюсь, мне не удалось бы ответить. Я просто… растворялся в бою. И всё это время каждую минуту где-то в отдалённом уголке моего мозга жило воспоминание о страшном и великолепном одновременно воине-пантере. Правда, в последнем поединке мне пришлось туго: аврор, противостоявший мне, был великолепным бойцом. Великолепным… но не таким, как «пантера» – он, в отличие от нас с неизвестным Упиванцем, не растворялся в бою без остатка, не жил и не дышал им. Да и мне хотелось встречи именно с «тем самым» УПСом… И я её получил – в полуфинале боёв… Чуда, естественно, не случилось. Кто я такой, чтобы противостоять бойцу такого уровня? Мальчишка-семикурсник. И пускай Ремус и Кингсли мне все уши прожужжали, что у меня врождённый дар Боевого мага, но что это даёт, если у твоего противника точно такой же, только опыта на тысячелетие побольше. Допустив малюсенькую ошибку на десятой минуте боя, я каждой клеточкой своего тела чувствовал, что отстаю от так восхищавшего меня мага сначала совсем чуть-чуть, потом – на полшага, на шаг и, наконец… великолепным каскадом проклятий он завершил бой. Вернее, все ещё думали, что поединок продолжается, но я-то знал, что это не так. Увернувшись от «Инкарцеро», сдвоенного «Ступефая», блокировав «Сектусемпру» и «Бомбарду максима», я никак не успевал уйти от летящего следом мощного «Круцио», сдобренного ещё чем-то, мне незнакомым. Острая боль пронзила меня, едва не заставив выронить палочку, но появившаяся на тонких губах моего противника понимающая усмешка, не позволила мне сдаться. Я понимал, что проиграю поединок, но ведь и проигрывать можно на своих условиях. Так что воплей боли и моего падения на пол не случилось, как ни надеялся на это мой противник. Собрав последние остатки сил, я запустил в него древнее проклятие «Сангреэкстензио», найденное мною в Запретной секции, в сочетании со слегка модифицированной «Сектусемпрой». Обычными щитами это сочетание не блокировалось, и отменяющее заклинание было мало кому известно, но… сие, как оказалось, не относилось к моему противнику. В общем, через пару секунд я уже загорал на полу, сражённый ответным «Петрификусом». Так для меня и завершился турнир боёв без правил.
Восстановив контроль над телом через положенные полчаса, хотя после обычного «Петрификуса» очухиваюсь минут через пятнадцать, что свидетельствовало об огромной магической силе парализовавшего меня Упиванца, я в растрёпанных чувствах собрался было слинять из этого заведения к Мордредовой матери, но близнецы, как всегда, внесли коррективу в мои действия.
- Ты что, собираешься возвращаться в Хог в таком виде?
- А какая разница, Оборотное всё равно перестанет действовать через минут двадцать?
- Оно-то перестанет, а вот все твои раны и синяки тебе в наследство достанутся. Перепугаешь друзей до смерти…
- … иди, вон в том закоулке душевая наколдована…
- …хоть немного приведёшь себя в порядок.
Видок и в самом деле оставлял желать лучшего, а мыться я привык и быстрее, чем за пятнадцать минут. Привычка. Поживите семь лет в одной спальне с четырьмя парнями и всего одной душевой, ещё и не такому научитесь. В общем, за десять минут я привёл себя, а точнее, Стабса, в относительный порядок, кое-как натянул штаны на ещё не до конца просохшее тело и на всех парах выскочил из душевой… мгновенно налетев в полутьме на… того самого Упиванца, чьё мастерство и грация движений вызвали во мне сегодня столько сильных чувств. Удар был ощутимым, мы едва удержали равновесие, вцепившись друг в друга.
- Какого Мордреда вы выскакиваете в полутёмный коридор сломя голову?!
Чёрт меня подери и мантикора забодай!!! Если уж тело его я не мог узнать, то уж голос узнал сразу. Хорошо, хоть успел прикусить язык и не заорал в шоке на весь коридор: «Снейп!!!» Да… вот именно… он самый… собственной персоной и так далее. Дар речи, по-видимому, отказал мне напрочь. Я так и остался стоять, вцепившись пальцами в его руки и хватая воздух ртом от изумления. В голове пролетала сотня мыслей разом: «Я без маски», «Слава Мерлину, под Оборотным», «Чёрт! Сейчас закончится его действие!» и, наконец: «Обожемой, на мне ж почти нет одежды!»
Почему-то последняя мысль показалась мне самой… напрягающей, а тут ещё этот гад, заметив моё смущение, придвинулся вплотную и насмешливо-мурлыкающим, чуть хрипловатым от усталости голосом поинтересовался:
- Какие-то проблемы? В бою вы вели себя… поживее.
Его насмешливо улыбавшиеся губы были так близко, а от всей обнажённой до пояса фигуры веяло ещё не прошедшим адреналином недавнего боя и… не знаю, что на меня нашло, но, дёрнув его расслабленное тело на себя, я отчаянно впился поцелуем в полуоткрытые в удивлённом вздохе губы, сминая их и не очень умело вторгаясь языком в на удивление ласковую теплоту его рта. Секунду он стоял, замерев, а потом, перехватив инициативу, набросился на меня, с силой притиснув спиной к обшарпанной стене. В ушах звенело, реальность всё дальше и дальше уплывала от меня, оставались только эти терзавшие мой рот губы, какое-то сладко-горькое чувство, просыпающееся в груди, и жар разгорячённых боем тел. Когда воздуха стало не хватать, мы разорвали поцелуй, но по-прежнему стояли, крепко обнявшись.