– Деточка, вон в том уголке плохо промыто, еще раз пройдись там тряпочкой.
Порядок и чистота были возведены в культ. Ему, порядку, подчинялись все праздники, все выходные и будни. Бабка не позволяла сидеть без дела, вечно находила какую-то работу для внучки:
– Как ты можешь спокойно сидеть, если платье не поглажено или книга лежит не на месте?
Старая еврейка не только муштровала Веронику насчет уборки, но и обучала её хорошим манерам. Учила, как девочка должна сидеть: ноги вместе, спина прямая. Вероника с раннего детства умела пользоваться ножом и вилкой, была вежливой в разговорах со взрослыми. Бабушка думала также о всестороннем развитии внучки. Приносила из библиотеки книги, которые, по её мнению, должна была читать Вероника, всегда расспрашивала о прочитанном. Следила за тем, как девочка учится в школе, была знакома с учителями. Бабушка водила внучку в театр, записала в балетную студию. В общем заботилась, чтобы из девочки вышла умная, образованная хозяйка с хорошими манерами.
Но любви и ласки Вероника в детстве от бабушки недополучила. Бабушка была строга и сурова, заботилась только о воспитании манер и правильном образовании. Человек, не получивший в детстве любви, сам потом не способен любить.
Когда Веронике минуло пятнадцать лет, она срочно понадобилась матери. В течение десяти лет мать успела сменить комнату в общежитии на однокомнатную квартиру. Из молодого специалиста доросла до начальника отдела. К этому времени она написала в администрацию заявление, что имеет двоих детей и ей по закону положена большая квартира.
Завод был новый, процветающий, продукция продавалась по всему Союзу. Каждый год предприятие возводило новые жилые дома для своих работников. У матери Вероники подошла очередь на трёхкомнатную квартиру. Но для получения заветного ордера нужно было предоставить реальных, а не бумажных детей.
Мать забрала сына из деревни, затем в срочном порядке поехала за дочкой. Это произошло в средине учебного года, Вероника училась в девятом классе, ей осталось всего полгода до окончания балетной школы. Девочка умоляла мать оставить её доучиваться хотя бы до лета. Никакие просьбы и слёзы не помогли. Учителя из балетной школы не могли понять женщину, уговаривали позволить получить дочери диплом об окончании балетной школы. Но впереди у матери маячила трехкомнатная квартира, поэтому все прочие интересы и просьбы она пустила побоку.
По выражению Вероники, её выдернули из рижской жизни, как редиску из грядки, в одно короткое мгновение – она даже не успела попрощаться с подругами. Не зная и не любя друг друга, мать и дети стали жить в новой квартире. Конфликты были неизбежны: мать привыкла жить одна, дети не слушались, вызывали у неё раздражение. Брат с сестрой не видели друг друга десять лет, у каждого из них сложились свои взгляды на жизнь, понимания между ними также не было. Семью составляли три посторонних человека, не связанных друг с другом любовью или дружбой.
Прожив на Украине какое-то время, Вероника затосковала по прежней жизни. Старая бабка с её привычками к порядку и чистоте после безалаберности матери казалась ей идеалом. Девочка забыла, что бабка страшная эгоистка. Забыла, как проходили праздники и Новый год в Риге.
Если приходили гости, бабушка вытаскивала из тайников печенье, шоколад, но внучке всё это запрещалось кушать. Сладеньким голосом, изображая заботу, бабка говорила:
– Вероника, деточка, тебе шоколад нельзя, ты балерина, нужно следить за фигурой.
А в детстве так хочется сладкого! Вероника просто умирала от желания попробовать вкусненькое. Своих денег у неё никогда не было, купить конфеты она не могла. О своей фигуре бабушка не заботилась, ела от души.
На Новый Год гостей обычно не звали и сами в гости не ходили. Не было близких родственников или хороших друзей, которых можно было пригласить в этот семейный праздник. Несколько лет подряд бабка устраивала под Новый год спектакль. Она делала вид, что ей плохо с сердцем, и в одиннадцать вечера тридцать первого декабря вызывала по телефону неотложку. Два года подряд приезжал один и тот же молодой бородатый доктор, ему выпадало дежурить на Новый год. Во второй раз доктор сердито сказал:
– Симуляция!