Псков. Ноябрь 1997 года
А в Пскове помнят, любят и чтят капитана Татаринова. Даже домик отважного капитана могут показать: старинный особнячок на Ольгинской набережной, что глядит своими окнами на реку Великую, на стены, купола и башни здешнего кремля. Впрочем, достоверность этого домика такая же, как и у подвальчика булгаковского Мастера на Арбате. Читательская фантазия щедра и неистощима. И все же с капитаном Татариновым в Пскове-Энске можно встретиться. Для этого надо прийти в старую часть древнего города к детской библиотеке, что на улице Некрасова. Там увидишь, как широко шагает в летных унтах и пилотском шлеме бронзовый Саня Григорьев, а за его спиной — то ли из глыбы льда, то ли из гребня волны, вырастает капитан Татаринов, упрямо подняв подбородком отросшую за зимовку бороду.
«Бороться и искать, найти и не сдаваться…» Ставить памятники любимым литературным героям — традиция давняя, охватившая многие страны, где «жили» Том Сойер или Дон Кихот, Тиль Уленшпигель или андерсеновская Русалочка… Теперь такой монумент есть и в Пскове, поставленный стараниями и терзаниями заведующей детской библиотекой Аллы Алексеевны Михеевой. Низкий поклон ей за это от всех читателей «Двух капитанов». Жаль только, что в нашей стране нет памятника невыдуманным героям этой истории, тем, кого слил в себе литературный образ — Георгия Седова, Георгия Брусилова, Владимира Русанова. Да и российскому колумбу Борису Вилькицкому тоже еще постамент не заготовлен.
Впрочем, в Полярном поставили на гранитный пьедестал старинный церковный колокол, под прощальный звон которого, уходили из Екатерининской гавани сгинувшие экспедиции. И имена Брусилова и Русанова выбиты на камне.
Правда, стало известно еще об одном памятнике. В честь отца и сына Вилькицких крымский астроном Николай Черных назвал открытый им астероид, зарегистрированный под номером 5314. Конечно, глыба космического льда, летящая в глубинах Вселенной, как нельзя лучше соответствует духу полярных предприятий. И космические реестры — это тоже скрижали истории. Но все это умозрительно, тогда как давно назрела необходимость поставить мемориал первопроходцам русской Арктики — в Питере ли, Архангельске, Мурманске…Теперь, когда вдоль Великого Северного морского пути России безденежье казны погасило маяки, так важно зажечь этот свет — огонь памяти.
Мир забыл. Что самые крупные географические открытия в веках нынешнем и минувшем совершили русские моряки: в 19-м они открыли целый континент — Антарктиду, в 20-м — гигантский архипелаг: Землю Императора Николая II (Северную Землю).
В те самые годы, когда в США интерес к Северу подстегнула золотая лихорадка на Аляске, российские энтузиасты устремились в Арктику отнюдь не ради «золотого тельца». И Бориса Вилькицкого, и Георгия Брусилова, и Владимира Русанова, и Петра Новопашенного, и Георгия Седова вела в гибельные пространства Ледовитого океана державная идея проторить для России морской путь великой стратегической и экономической важности, соединить регулярным транспортным сообщением Дальний Восток с Крайним Севером, проложить на карте планеты трассу, подобную Великому Шелковому Пути из Китая в Европу или исторической дороге «из варяг в греки». Собственно, это и был тот же самый военно-торговый путь только не в меридианальном, а в широтном направлении — «из варяг в китайцы», из России в Россию, из Архангельска во Владивосток. Прокладывая эту трассу, полярные экспедиции россиян пропадали вместе со своими кораблями: «Геркулес» Русанова, «Святая Анна» Брусилова… То был, воистину, русский космос — льды да льды кругом. Это по нему тосковала душа: «А вокруг расстелился широко белым саваном искристый снег…» Это туда, на поиски новых земель, уносили моих соотечественников поморские кочи, собачьи упряжки и парусные шхуны…
Потом, когда этот белоснежный космос обжили и обустроили, мы устремились к звездным мирам. Но тогда, в начале века, полярный круг манил к себе, как ворота Вселенной.
Гвоздь со «Святого Фоки»
Я искал своих капитанов. Их было не два, и даже не три: Брусилов, Русанов, Седов, Вилькицкий, Новопашенный… Я шел по их следам в северных морях и в эвенкийских стойбищах, в морских архивах и старых петербургских квартирах, а потом писал книги, как путевые дневники.