В конце двадцатого века на Тихоокеанском флоте один из атомных подводных крейсеров был назван «Георгием Победоносцем». Так замкнулась эта история, которая началась на заре российского подводного плавания. У новонареченного корабля судьба оказалось столь же нелегкой, как и у его северофлотского тезки. В недоброе время взвилось над ним славное имя. Словно хотели защитить им корабль, прикрыть от гибели, которая нависла над ним в виде затяжного и безысходного ремонта. Ельцинское правительство не смогло (или не захотело) найти деньги для оживления боевого корабля. Американцы тут же предложили валюту для оплаты разделки совсем не старого еще атомохода на металл. Но моряки отстояли свою подводную лодку. В 2002 году необходимые финансовые средства были изысканы и моряки вместе с рабочими судоремонтного завода «Звезда» во Владивостоке отремонтировали корабль ударными темпами. В конце ноября 2003 года подновленный «Георгий Победоносец» под марш «Прощание славянки» отошел от заводской стенки и взял курс в родную базу.
Что бы там ни говорили, а у кораблей, как и у людей есть свои ангелы-хранители. Не допустил святой Георгий отправить на утиль освященный в его честь корабль…
ТОРПЕДА ДЛЯ «АВРОРЫ»
25 октября 1917 года 3 часа ночи
Кавторанг Николай Михайлович Грессер 3-й проснулся оттого, что над ухом щелкнул взведенный курок. Рука молниеносно выдернула из-под подушки наган… Тихо выругался. Щелкнул открывшийся сам собой замок стоявшего в головах чемодана. Жена недовольно заворочалась.
— Опять ты вскакиваешь посреди ночи… Бож-же, что за наказание…
После Кронштадта Грессер спал с наганом под подушкой. После Кронштадта… Отныне и навсегда в этом слове будет слышаться ему клацанье затвора, шорох клешей, метущих ступени, яростная дробь в дверь…
Ему всегда казалось, что самое страшное из того, что может с ним случиться, это смерть от удушья в заживо погребенной подводной лодке. Всю войну в сейфе своей командирской каюты он держал изрядную дозу морфия на тот самый страшный, безысходный случай. Но судьба пощадила его «Тигрицу», и в феврале семнадцатого он благополучно сдал ее своему однокашнику по Морскому корпусу. А спустя неделю случилось то, что не примерещилось бы ему и в самом нелепом кошмаре. Его пришли убивать свои, русские матросы. Они пришли ночью. В ту самую первую весеннюю ночь, когда до острова Котлин доползли слухи об отречении императора, о революции, о свободе…
Грессер жил в третьем этаже доходного дома на Господской улице. Весь день первого марта он просидел в квартире, леча ангинозное горло всевозможными полосканиями. Он не знал о митинге на Якорной, не знал, что военный губернатор Кронштадта адмирал Вирен поднят матросами на штыки, что весь день взбудораженные толпы ходили по кораблям, где им выдавали «драконов», и желтоватый кронштадтский лед становился красным там, где вершился суд скорый и беспощадный… Ничего этого он не знал, хотя и догадывался, что в городе неладно…
А в полночь винтовочные приклады заколотили в дверь его квартиры. Он успел набросить па плечи китель и, поразмыслив с минуту, открыл дверь. Сильные руки выдернули его на площадку.
— Во какого выудили! — по-рыбацки обрадовался рябой широкоскулый матрос. — Сыпься вниз, гнида! Смертушка твоя пришла!
Какое счастье, что Ирина с Надин остались в Петрограде…
Своих, с «Тигрицы», в толпе взбулгаченных матросов он не разглядел. Был бы кто из них — любой бы воспротивился столь вопиющей несправедливости: капитан 2-го ранга Грессер никогда не был «драконом». За всю войну он ни разу никого не ударил, хотя ударил. Но только один раз и то за дело — сигнальщика Землянухина. «Тигрица» шла ночью в надводном положении. Поход предстоял опасный, Грессер нервничал, ибо лучше других знал, куда и на что они вдут. Он первый заметил веху, обозначавшую скальную банку, и вовремя успел отдать команду на руль. Но первым заметить веху должен был сигнальщик — она была в его секторе. И Грессер ткнул Землянухина биноклем в лицо:
— Плохо смотришь, чучело!
Эбонитовый наглазник рассек матросу бровь, но Землянухин снес тычок как должное:
— Виноват, вашсокродь, прозевал…
— Смотри в оба! Лодку загубишь!
На том все и кончилось. И знали об этом случае только они двое — матрос и офицер. Землянухина давно уже нет в Кронштадте — его перевели на лодку-новостройку, так что никто не мог припомнить кавторангу ничего дурного. Но никто и не собирался ему ничего припоминать. Ночным пришельцам достаточно было того, что его выудили.