— Нет, только не это! — отчаянный выкрик Лёдника заставил студиозуса вздрогнуть, хрестоматия полетела на пол, а пани Саломея едва не уронила поднос с кружками кофе, что несла для утомленных жнецов интеллектуальной нивы.
— Зачем я только поддался любопытству. Снова — на те же грабли! Не хочу иметь ничего общего с подобным! — разъяренный профессор мерил нервными шагами кабинет. — Я столько усилий приложил, чтобы отречься от всяческого магического морока, такую цену заплатил — и вот!
— Да что такое, Бутрим? Что ты там нашел? — пани Саломея поставила поднос с кружками на стол и заглянула в микроскоп. Пожала плечами. Ее сразу же отодвинул от окуляра Вырвич. На детальке виднелись микроскопические буквы «VOO».
Саломея и Прантиш недоуменно переглянулись и посмотрели на нервозного профессора.
— И что это значит? — спросил Вырвич. — Ты трех букв испугался?
Лёдник резко остановился.
— Что значит? Что нечистая сила снова пробует столкнуть меня в ту трясину, откуда я едва вылез! Это подпись доктора Ди!
Удивленное молчание слушателей профессора так разочаровало, что он едва удержался от обидных слов.
Саломея подошла, положила руки на плечи рассерженному мужу.
— Не злись, а объясни! Ты с возрастом делаешься все больше нетерпимым, тебе кажется, то, что знаешь ты, понятно всем. Дорогой, даже орехов двух одинаковых нет, а не то что умов. Errare humanum est (Человеку свойственно ошибаться).
Лёдник отвел взгляд, глубоко вздохнул, по своей же успокаивающей методике, которой учил Прантиша.
— Это тот самый доктор Ди, астролог и алхимик, после прочитания трактата которого по элективной астрологии «Иероглифическая монада» я совсем поехал умом, точнее — нырнул в эзотерические науки. Ди жил в Англии во времена королевы Елизаветы. Еще студентом Кембриджа он сделал механического скарабея и выпустил на сцену студенческого театра. Народ, удирая, устроил в дверях давку, Ди выгнали из университета. Он изобрел много чего еще. Навигационные приборы, телескоп, бинокль, рассчитал, где должен быть Гринвичский меридиан. Много экспериментировал с кристаллами и зеркалами. И все это было бы хорошо, если бы не эксперименты с духами. Связался с проходимцем и фальшивомонетчиком Эдвардом Келли, предложившим доктору заняться связями с иным миром, а он, Келли, будет посредником между Ди и «ангелами». Ну, и занялись. Если верить самому Ди, духи слетались к нему, как мухи на мед. Особенно прописался при нем некий Уриель. Который не только показывал доктору в специальном зеркале картинки будущего, но и учил языку, на коем разговаривают ангелы. Можете себе представить, я читал эти трактаты на «енохианском языке», пробовал его усвоить. Прости Господи.
Лёдник перекрестился и, наконец, сел.
— А почему ты решил, что Пандору сделал доктор Ди? — не понял Прантиш.
— Потому что он подписывался так — Voo. Никто не знает, почему. Я думаю, доктору принадлежит только «сердцевина» автомата. Я заметил микроскопические следы пепла на детальке — можно представить, что когда-то подобную куклу — не знаю, в виде кого она была сделана, может, самого доктора Ди или того Уриеля, — бросили, как дьявольское творение, в огонь. А потом кто-то забрал что уцелело в огне, спрятал. И уже в наше время автомат восстановили. И он снова рисует то, что заложил создатель. А если знать его личность, то становится ясным, что тайна может быть очень ценной. Конечно, в сооружении, нарисованном Пандорой, доктор Ди мог заниматься любовью с красивой девицей, поэтому этот пейзаж и захотел увековечить. Там может быть могила его друга или место для связей с духами. А может скрываться одно из изобретений Ди.
— То зеркало, которое показывало будущее? — даже захлебнулся от восхищения Прантиш.
— То зеркало хранится у графов Питерборо и представляет собою хорошо отполированный кусок черного угля в круглой оправе, с ручкой из слоновой кости, — скептически пояснил Лёдник. — Лежит под стеклом, как редкость, рассказывают о нем любопытным гостям всякие чудеса, а духов, ясное дело, никто не видит. Кому охота тревожить нечистую силу из-за дурацкого любопытства. Была у доктора еще зеркальная камера — для тех же встреч с духами, и я точно знаю пару балаганов в Европе, где подобные камеры используют на каждом представлении. Был перстень с бериллом, что вызывал видения. Кстати, его и еще кое-что доктору будто бы привезли аж из Америки, как священные предметы ацтеков. А лично меня вот что заинтересовало.
Лёдник полез в шкаф с книгами, покопался, перекладывая с места на место томища, наконец выискал маленький томик ин-кварто с золотым обрезом «Духовные дневники доктора Ди», полистал, зачитал:
— «Нетрудно сделать зеркало, кое силой солнца, даже спрятанного за облаками, превращает в пепел все разновидности камня и металла. И я могу легко добыть огню победу над железом». Понимаете, здесь ничего не говорится ни о духах, ни о предсказаниях, ни о видениях. Конкретное физическое явление. Превращение одной энергии в другую. Архимед тем же самым занимался, когда с помощью зеркал жег римские корабли, плывшие покорять его родные Сиракузы. И подходит смысл надписи над входом! — голос доктора стал виновато-неуверенным. — Если бы вдруг оказалось, что Пандора дает ключ именно к этому изобретению, его стоило бы поискать.
— Фауст, ты снова увлекаешься невозможным! — напряженно заметила Саломея. — Никакой огонь не может превратить в пепел камни и металл.
— Когда-то утверждали, что повозка сама по себе никогда не поедет. А мы сами видели машину Пфальцмана с водяным двигателем, — упрямо проговорил Лёдник. — Лет триста назад никто не мог представить, что часы могут быть такими маленькими, что их станут носить на шее, что ткать и прясть будут станки, что за океаном откроются новые земли, населенные народом с древней культурой. Какой-нибудь барон или маркиз сидел в своем замке и был уверен, что ни один король его за каменными стенами не достанет, — но появляются пушки, и земли барона становятся частью великой державы. В индийском эпосе есть описание «дротика Индры» — смертельного оружия в виде луча света. Луч выходил от круглого отражателя, возможно, зеркала, и целился по звуку. Может, это и есть оружие доктора Ди?
Прантиш представил, что ему достался такой огненный меч: на что ни наведи его луч — спалит, испепелит. Вот добыл бы славы с такой силой!
А с другой стороны — какая же это слава, коли победа добывается не смелостью, не стратегией, не умелым владением оружием — а просто потому, что тебе в руки попала смертоносная штуковина, какой больше ни у кого нет. Ты можешь быть слабым, трусливым, жадным, подлым. Главное, быть честолюбивым. Направил луч, и перед тобою гекатомба. Чем же здесь гордиться? Отец Прантиша даже огнестрельное оружие презирал, говоря, что от него упадок в Речи Посполитой благородного искусства фехтования.