- Устали? - спросил пятый.
- Нормально, - ответил один из них, - еще бы денек полежал и «каюк», Палыч, какой нынче год, ты вообще во времени ориентируешься?
Что, - усмехнулся Тарасов, - дедушкой себя почувствовал? - А я и есть дедушка, двое внуков уже, старшей четыре года. Термосок не прихватили?
- Подожди, через полчаса кофе попьем. Все, тихо! Всем слушать.
Это была последняя группа, Тарасов встречал и сопровождал ее сам, предыдущую встречал Храмов, это он сейчас подавал ему сигнал с того берега. Последняя группа была сборная, состоящая сплошь из дедов, двое суток они обеспечивали переправу остальных и только сейчас собрались вместе, чтобы отбыть на выполнение задачи.
- Половина третьего, - сказал Тарасов, поднимаясь, - вам еще пятнадцать километров шагать, удачи всем.
Спрятав кружки, бойцы бесшумно поднялись и по очереди скрылись в темноте, оставив Палыча и Виктора сидеть. Тишина, воцарившаяся вокруг, и теплый воздух навевали мысли о сне. Но выпитый кофе бодрил.
- Будешь еще? - спросил Храмов, - тут еще бултыхается.
- Нет, и так сердце бухает, давай складывай термос и пойдем. Только заглянем в одно заведение.
- Куда?
- К коменданту местному, у меня давно уже руки чешутся его ореликов придушить, и его самого заодно.
- Это, которые Оксану чуть не сожгли? - спросил Виктор.
- Они. Это на том конце поселка, обойдем лучше стороной, от греха.
Выйдя из под деревьев, они нащупали дорогу и, обходя поселок, направились к местной комендатуре.
* * *
Старый дом, в котором разместили коменданта, уже добрую сотню лет служил власти. Построенный, как сельсовет, он был довольно крепок, но, как большинство общественных зданий, ухоженностью не отличался. Два окна справа от крыльца были освещены, сквозь закрытые шторы разглядеть что-либо было затруднительно. Оставив Храмова караулить у забора, Палыч подкрался ближе и стал слушать. Судя по звукам, в комнате были двое, причем, один был настолько пьян, что с трудом ворочал языком. Вернувшись, Тарасов предложил хитроумный план действий.
- Ты оставайся тут, я их сам уделаю.
- Палыч, слишком сложно, давай вместе, мы же быстро, раз, два и готово!
- Нет, Витя, тут должен быть третий, его не слышно, так что я иду один, а ты смотри.
- Палыч, три часа ночи!
- Тихо! - приглушенно сказал Тарасов.
Они прислушались, вскоре в калитку ввалился потерянный «третий», зажав в каждой руке по две бутылки пива. Его появление в доме вызвало бурный восторг, после чего Палыч с Храмовым двинулись к крыльцу.
- Не шевелиться! - сказал Палыч, огрев прикладом по голове вскочившего навстречу молодца. Тот неуклюже рухнул на стол, оставшиеся, как приказал дяденька со страшным лицом, не шевелясь, взглядами проводили его полет.
Виктор вдруг вышел вперед, оставив Тарасова позади.
- Ну вот, опять ты... - сказал он, вглядываясь в оплывшее красно-бурое лицо старшего, - никак ты не угомонишься, смотрю?
- А! Витек... - помедлив, на удивление спокойно ответил комендант, - чего надо?
Солидная, принятая «на грудь» доза, придавала бывшему капитану ГАИ Вельскому храбрости, которой он никогда не отличался, но все равно было заметно, что он нервничает, поглядывая на лужу крови, вытекавшей из головы лежащего на столе парня. Палыч молча наблюдал за развитием событий, не совсем соображая что происходит.
- Да вот, прознал я, что ты тут людей заживо сжигаешь. Дай, думаю, загляну, проведаю старого друга.
- Не я это, они, - Вельский кивнул в сторону парней, - и никого не сожгли, так, попугали только. А что девка обгадилась, так это ее проблемы.
- Ну вот, узнаю прежнего Игорька, - внешне миролюбиво продолжил Виктор, - «я - не я... кобыла не моя...», можешь не продолжать, мне не интересно. Как ты гаденышем был, так гаденышем и остался, горбатого, видно, только могила...
Выстрелы прозвучали почти одновременно. Из столешницы, вышибая щепки, вылетела пуля, выпущенная пистолетом Вельского, а Тарасов, молниеносно среагировав, насквозь продырявил голову бывшего капитана.
Пуля прошла мимо, видно Вельский был слишком пьян, чтобы попасть, и Виктор, нахмурившись, наблюдал, как он сполз со стула и уже бездыханный повалился на пол. Из его ладони выкатилась натертая до блеска долларовая монета.