Восторг, шум, звон бокалов.
Все. Да здравствует Альфредо Трапс!
Трапс. Уважаемые господа, сердечность, с которой вы меня чествуете, трогает меня до слез. Я не стыжусь этих слез, сегодня прекраснейший вечер в моей жизни.
Прокурор. У меня тоже слезы на глазах.
Трапс. Прокурор, мой дорогой, дорогой друг!
Прокурор. Подсудимый, мой дорогой, дорогой Трапс.
Трапс. Выпьем на брудершафт!
Прокурор. Меня зовут Курт. За твое здоровье, Альфредо!
Трапс. За твое, Курт!
Прокурор. Я с ужасом вспоминаю те времена, когда мы, состоя на государственной службе, вынуждены были заниматься унылым, однообразным ремеслом. Как все изменилось! Раньше мы, как угорелые, бросались от дела к делу, а ныне спокойно, весело и уютно судим преступника, проникаемся любовью к нему и радуемся тому, как растет его любовь к нам. Возникает атмосфера подлинного братства. И это замечательно, ибо правосудие, дорогие друзья, это нечто веселое, радостное, ничуть не похожее на то внушающее ужас пугало, каким стало государственное право.
Трапс. Да здравствует правосудие!
Все. Да здравствует правосудие!
Прокурор. Разрешите же мне после этого тоста по достоинству оценить подвиг нашего друга. Мне кажется, что я нашел удачное выражение — ведь моя обвинительная речь никоим образом не должна наводить ужас, напротив, эта высокая оценка поможет ему в полной мере осознать масштабы содеянного: лишь на цоколе чистого познания можно воздвигнуть величественный монумент Правосудия!
Трапс. Сказка, просто сказка!
Прокурор. Что же произошло? Каким образом я обнаружил, что нашему дорогому другу принадлежит честь совершить убийство, и не какое-нибудь банальное убийство, нет — убийство виртуозное, без пролития крови и таких вульгарных средств, как яд, пистолет и тому подобное?
Трапс. Вы меня просто поражаете.
Прокурор. Как профессионал, я должен исходить из той предпосылки, что преступление может таиться в каждом углу и его может совершить любой человек.
Трапс. Ого!
Прокурор. Первое подозрение возникло у меня, когда я узнал, что наш генеральный представитель Трапс еще год назад колесил на ветхом «ситроене», а теперь носится на «студебеккере».
Трапс. Ну вот еще! Тогда вся страна должна кишеть убийцами!
Прокурор. Но так как мне известно, что мы живем в эпоху процветания, мое подозрение было еще зыбким, скорее похожим на предчувствие, которое охватывает нас, когда мы стоим перед таким радостным событием, как раскрытие убийства. То, что наш дорогой друг занял место своего бывшего шефа, то, что ему пришлось вытеснить своего шефа и что этот шеф скончался, — факты, которые еще не являются доказательством его вины, а лишь укрепляют наше предчувствие. Подозрение же возникло, когда выяснилось, что этот легендарный шеф скончался от инфаркта. Здесь нам следовало проявить проницательность, чутье, умение сводить воедино мельчайшие факты и обстоятельства, осторожно продвигаться вперед, подкрадываясь к истине, признать обычное — необычным, увидеть в неопределенном — определенное, различить очертания в тумане, поверить в убийство именно потому, что было бы абсурдным предполагать здесь убийство.
Трапс. Но это и есть абсурд!
Прокурор. Обозрим еще раз имеющиеся у нас доказательства. Набросаем портрет покойного. Мы мало о нем знаем, все, чем мы располагаем, сообщил нам наш милый гость. Господин Гигакс был генеральным представителем фирмы искусственных тканей «Гефестон». Мы вполне доверяем высокой оценке этой ткани, которую нам дал дорогой Альфредо. Итак продолжаем: покойный был человеком, идущим напролом, эксплуатировавшим своих подчиненных. Он умел делать дела, хотя те средства, которыми он пользовался, частенько бывали не слишком чистоплотными.
Трапс. Вот это верно, мошенник — как живой!
Прокурор. Далее, мы должны заключить, что господин Гигакс на людях охотно играл роль здоровяка и силача, преуспевающего дельца, прошедшего огонь и воду и выходящего победителем из любых испытаний. Поэтому он тщательно скрывал свое тяжелое сердечное заболевание и, по словам Альфредо, относился к своей болезни с упрямой злобой, считая ее, очевидно, личным оскорблением, унижающим его мужское достоинство.
Трапс. Невероятно! Вы просто волшебник!
Адвокат (тихо). Да замолчите же наконец!