Суханов Виктор
Аватара
Виктор Иванович СУХАНОВ
АВАТАРА
АВАТАРА - В ИНДУИСТСКОЙ
МИФОЛОГИИ НИСХОЖДЕНИЕ
БОЖЕСТВА НА ЗЕМЛЮ, ЕГО
ВОПЛОЩЕНИЕ В СМЕРТНОЕ
СУЩЕСТВО РАДИ <СПАСЕНИЯ
МИРА>, ВОССТАНОВЛЕНИЯ
ЗАКОНА И ДОБРОДЕТЕЛИ.
________________________________________________________________
Люди, я любил вас!
Будьте бдительны!
Юлиус Фучик, 9.6.43.
Тюрьма гестапо в Панкраце
ПРОЛОГ
На западном побережье Северной Америки, в семидесяти пяти милях от города Сан-Франциско среди гигантских вечнозеленых хвойных деревьев расположено живописное местечко Поляна Секвой. Здесь можно встретить кэмпусы* с экзотическими названиями вроде <Хижина совиного гнезда>, <Убежище горцев>, <Пещерный человек>. Летом 1945 года в одном из этих кэмпусов собрались очень и очень солидные джентльмены, специально позаботившиеся о том, чтобы никто не мешал их уединению. Они собрались на очередной <мальчишник> обсудить кое-какие дела. Стенографисток, как всегда, не было, но джентльмены знали, что принятые ими решения будут неукоснительно выполнены. Ведь, кроме прочих достоинств, участники встречи были членами не очень известного в Америке Богемского клуба...
_______________
* К э м п у с - так обычно называют в США территорию
университетского городка, здесь - загородная территория с
находящимися на ней домиками (здесь и далее примечания автора).
На этот раз на <мальчишнике> обсуждался вопрос, сбрасывать или не сбрасывать атомные бомбы на японские города. Решили сбрасывать. Один из присутствовавших так выразил общее мнение: <Бомба сделана, и ее следует немедленно использовать! Надо немного попугать человечество...>
В то лето миллионы людей искренне надеялись, что после разгрома гитлеровского фашизма слово <война> будет все реже и реже встречаться в лексиконе народов, живущих на планете Земля. Джентльмены из Богемского клуба думали несколько иначе...
________________________________________________________________
Ч А С Т Ь I
ПУТЬ НА ЗАПАД ЧЕРЕЗ ВОСТОК
СОЛОНЬ - ПАРИЖ - СОЛОНЬ
- Женщина должна быть сильной, но без жестокости, - сказал профессор Куртьё. - Она должна быть умной, но не сухой, отважной и в то же время не утратившей женского обаяния - словом, настоящая женщина должна работать, думать, бороться и шагать по трудным дорогам наравне с лучшими из мужчин.
Профессор насмешливо посмотрел на меня:
- Вы со мной не согласны, Виктор? Впрочем, это не мои мысли: я позаимствовал их у Ирвинга Стоуна, который, в свою очередь, утверждал, что именно такой представлял себе женщину двадцатого века Джек Лондон. Я не понимаю, почему женщины всего мира не поставили до сих пор памятник Джеку Лондону - чище, возвышеннее о них мало кто писал. Почитав Джека Лондона, так и хочется отправиться на поиски настоящей, <единственной> женщины, забыть, что существуют мелкие любовные интрижки, о которых потом неловко вспоминать. Джек Лондон сумел пронести через всю жизнь удивительно возвышенное отношение к женщине. А знаете, что он не любил в женщинах? Стоун писал, что автор <Маленькой хозяйки большого дома> терпеть не мог женского кокетства, сентиментальности, отсутствия логики, слабости, страхов, невежества, лицемерия, цепкой мягкости прильнувшего к жертве растения-паразита. Джек Лондон полагал, что эти отрицательные качества женской души должны исчезнуть вместе с девятнадцатым веком, а в новом столетии появится другой тип лучшей половины человечества, близкий к идеалу, который он прославлял в своих книгах. Бедняга! Недавно я прочитал наимоднейший труд, изданный в ФРГ под названием <Дрессированный мужчина>...
Профессор устроился поудобнее в кресле, взял со стоявшего перед ним низкого столика чашечку черного кофе, отпил немного и продолжал:
- Автор <Дрессированного мужчины>, как известно, - женщина. О своих человеческих сестрах она пишет удивительно зло: современные дамы дрессируют-де мужчин, приручают их, а затем становятся эксплуататоршами, посылая мужей во враждебный им мир зарабатывать деньги... Книжка, в общем-то, противная. Увидев на обложке портрет автора, я подумал: некрасивая умная женщина мстит своим более удачливым соперницам... Но есть там одна идея, которая, пожалуй, и не лишена здравого смысла: эмансипация, если она ограничивает в женщине желание иметь хорошую семью, может погубить цивилизацию...
- А вы сами, профессор? - решился я. - Вы причисляете себя к сторонникам Джека Лондона в вопросе о женщинах или разделяете взгляды автора <Дрессированного мужчины>?
- Я слишком долго изучал биологию, Виктор, - тонко улыбнулся Куртьё, - чтобы рассматривать женщину с позиций примитивного метафизика: черное белое. Я за диалектический подход, как говорят марксисты. К тому же истинный биолог не может не быть пессимистом...
- Простите, профессор, но я с вами не согласен. Мне всегда казалось, что настоящий биолог непременно становится оптимистом и гуманистом высшего типа!
- Да-а... - протянул Куртьё уже с обычной своей иронией. - Может, начинающий в биологии романтик и бывает гуманистом, как вы говорите, высшего типа. Только наши врачи - возьмите, к примеру, рекомендовавшего вас Руайе, - почему-то думают прежде всего о деньгах, об особняках и уже в последнюю очередь - о здоровье пациентов. Сколько вам лет, Виктор?
- Двадцать шесть, профессор.
- Прекрасно! Вернемся к этому разговору... когда вам исполнится сорок.
Он допил кофе, изящным движением поднялся с кресла, поклонился и вышел из гостиной.
Профессор Куртьё был из породы гениев. Не знаю, сколько ему было лет, наверное, около пятидесяти, но этот белокурый подтянутый аристократ выглядел так, что мог в любой момент, не стыдясь, пойти под венец с молоденькой девушкой. Кстати, он не был женат. О гениальности Куртьё говорили с большим почтением в кругу крупнейших биологов мира, хотя, как я подозреваю, эти самые биологи имели весьма смутное представление о роде его занятий. Я тоже не очень хорошо представлял себе характер работы профессора, хотя и служил у него уже несколько месяцев. Тем не менее и того, что я успел узнать, вполне хватало, по моему разумению, на присуждение Куртьё полудюжины всяческих почетных премий. Однако основным принципом работы его фирмы была полная секретность.
Эта секретность несколько настораживала меня. Я не раз пытался понять, что же в действительности представляла собой фирма <Сосьете женераль де решерш сьянтифик>, в которой я работал. Пока я знал о ней мало. Беспокоила меня и мысль о том, соответствует ли глава фирмы профессор Куртьё тому образу, который я составил в своем воображении.
Внешне все выглядело вполне пристойно. Я имел прекрасные личные апартаменты, возможность работы в великолепно оборудованной лаборатории, а также оклад, превышавший самые смелые предположения. Куртьё был со мной обычно приветлив и лишь временами чуть-чуть холодновато вежлив. Но таков был стиль его поведения со всеми сотрудниками... Ну что ж, поживем увидим.
Остаток дня мне предстояло провести в изучении актиномицетов, или, как их называют, лучистых грибков.
В 1945 году С. Ваксман и А. Шатц выделили из культуры актиномицета антибиотик стрептомицин. Собственно, лучистые грибки не моя специальность, но шеф, как я мысленно звал профессора, безжалостно заставлял меня заново штудировать массу материалов по биологии, химии и физике. Сам Куртьё обладает феноменальной памятью и нашпигован таким количеством знаний, что соперничать с ним может, пожалуй, лишь библиотека американского Конгресса. У шефа есть какая-то, только ему и богу известная, система, помогающая раскладывать знания по полочкам и никогда ничего не путать. В нужный момент он извлекает эти знания из глубин памяти со скоростью, превышающей быстроту последней модели ЭВМ. К тому же Куртьё знает уйму разных языков, на которых говорит хотя и с одним и тем же акцентом, но зато без ошибок. Мои разноплеменные бабушки выучили меня с детства: одна французскому и английскому, другая - чешскому и русскому языкам. Жизненные скитания значительно расширили мой лингвистический кругозор, кроме немецкого, испанского и итальянского, мне пришлось говорить на суданских и некоторых азиатских языках. Но Куртьё по сравнению со мной настоящий полиглот, и я невольно тушуюсь, когда он начинает насмешливо пояснять, что означает то или иное выражение в японском языке или на малаялам - есть такой язык в Индии. Потом я специально проверял пояснения шефа по словарям - он не ошибался. Однако, насколько я успел разобраться, основное внимание шеф уделяет не языкам и не биологии, а <наукам-перекресткам>, то есть стыкам разных наук - биологии, математики, электроники, механики и т. п.