Очнулся он в странном месте без ориентиров, среди чего-то бесцветного и однородного, оно чувствовалось повсюду одинаково, словно находишься в толще бескрайнего океана, с той разницей, что, сколько не двигайся вверх или вниз, давление этой толщи не менялось, да и плотность в каждой точке оставалась одинаковой. В этой субстанции - Андрей назвал её "киселём" - виднелись хаотично разбросанные тёмные пятна, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся сгустками человеческих сознаний. Они ничего и никого не воспринимали, в отличие от Андрея - он, видимо, благодаря своим способностям "лампочки" видеть световые тени на Земле, мог теперь чувствовать присутствие людей и здесь.
Несколько дней ушло на то, чтобы растеребить их и заставить понять, что тут, в "киселе", есть кто-то ещё. Понятие "день", правда, было весьма приблизительным и исключительно субъективным, ибо здесь не существовало ничего, что указывало бы на смену времён суток или года, да и было ли оно тут вообще - время? Может, и нет, но субъективное ощущение безвозвратно уходящих минут у Андрея осталось.
Минуты складывались в часы, часы в дни, а бестелесные создания так и продолжали висеть в "киселе", не в состоянии понять, кто они есть, и почувствовать что-то, кроме присутствия рядом Андрея. Он оказался единственным, кто мог здесь перемещаться и помнил, как жил на Земле. У остальных не было ни привязанностей, ни целей, ни воспоминаний. Это и жизнью-то можно было считать только с огромной натяжкой!..
Но всё изменилось, когда, недели через две, Андрей, в поисках выхода из этого удручающего места, обнаружил в некоторых местах "киселя" щели - чёрные провалы, в которых клубилась подвижная тьма. Решив, что терять ему - кроме жуткой скуки, изматывающей разум не хуже любой не решаемой головоломки, - нечего, Андрей сунулся в черноту, надеясь пройти насквозь и оказаться в каком-нибудь другом мире. Но манёвр не удался: клубящаяся тьма прогибалась внутрь, словно мягкая резина, давая двигаться вглубь щели до тех пор, пока позволяло "натяжение". Насколько далеко - неизвестно, однако достаточно, чтобы внезапно почувствовать на другом конце... Земную жизнь! Да, она точно была там, с другой стороны щели! Его мир, мир, где ствол знакомого с детства дерева вдруг взорвался радужными искрами, отправив Андрея прямо сюда, в чёртов "кисель" с бездумно висевшими в нём клочками человеческих сознаний.
"Изнанка! - горестно подумал тогда Андрей. - Вот куда я провалился! На изнанку Земного мира..."
* * *
Вера открыла глаза: обшарпанный низкий потолок, в углу свисает отслоившаяся, пожелтевшая краска, замызганные старые обои с жуткими розовыми цветочками - комнатка была маленькой, кровать - жёсткой и старой, судя по тому, как жалобно она скрипнула, когда Вера села. Её светак болтался совсем рядом с телом и вид имел, прямо сказать, странный. Слишком блестящий, перенасыщенный цветами и будто уплотнённый, он совершенно не соответствовал её самочувствию. Веру одолевала слабость, чуть кружилась голова, а в груди немного пекло. Однако опасности для здоровья не было и дышалось легко. За стенкой послышался шорох.
- Антон?!
- Проснулась? - спросил из-за стенки знакомый голос.
- Где мы?
- На съёмной квартире, - ответил Шигорин, заходя в комнату, на боку сквозь футболку топорщился бинт. - Надеюсь, о ней никому не известно. Во всяком случае, пока.
- Ты ранен?
- Да ерунда, ничего серьёзного, важные органы не задеты.
- Но это же всё равно опасно, тебе надо в больницу!
- О-о-о, да ты, похоже, совсем забыла, кто я, - улыбнулся закройщик.
- Ах да... чёрт, я и правда немного... - Вера потёрла лоб.
- Как твоя рука? Не болит?
- Нет, - только сейчас вспомнив, как её будто горячим пером задело, Вера осмотрела правое плечо и, осторожно потрогав засохшую корку, сказала: - Царапина уже затянулась.
- Ты молодец! Быть бы нам уже трупами, если б не ты.
Воспоминания об уничтожении чужих светаков заставили Веру вздрогнуть и закашляться.
Антон подал ей стакан воды:
- Вот! Попей.
- Господи... - сдавленно прошептала Вера, с трудом сделав несколько глотков.
- Что с тобой, плохо? - с беспокойством спросил он, ставя стакан на прикроватную тумбочку.
- Я их убила, - тихо проговорила Вера. - Понимаешь? Убила!
- У тебя не было выбора, - ответил закройщик с кислым лицом человека, вынужденного объяснять прописные истины.
Вера вспомнила, как её светак выстрелил ярко-красным протуберанцем, самый край которого уже подёрнулся чёрным.
- Да, наверное, но... я... мне... - она закусила губу и нахмурилась, потом подняла глаза на Шигорина и выпалила: - Я себя не контролировала, убивала, и мне это нравилось!
- Природа! - пожал плечами Антон. - Горячка боя, гормоны, адреналин... Ты жизнь свою защищала. Это было правильно!
- Два человека... может, у них были дети, я даже не посмо...
- Я тоже убил двоих, - перебил её Шигорин таким голосом, будто речь шла о тараканах. - Есть хочешь? Можно яичницу пожарить. Ещё есть печенье. И чай.
- Я видела только одного, - словно не слыша вопроса про еду, сказала Вера.
- Это в лаборатории, - терпеливо объяснил закройщик. - Второй прятался в ателье, я прикончил его, когда проверял выход на улицу, чтобы отнести тебя к машине! Помнишь, в соседней комнате женщина сидела, Алина Георгиевна?
Вера кивнула.
- Они ударили её прикладом по лицу. И только потом застрелили. Мирная женщина, безоружная... Кто-то из них выбил ей зубы, понятно? - не дождавшись ответа, Антон, схватил Веру за левую руку и рванул вверх, ставя на ноги. - Я спрашиваю тебя: понятно?
- Да! - взвизгнула она, шарахнувшись в сторону, но пальцы закройщика клещами впились в локоть, удержав на месте. - Пусти, больно!
Он разжал руку, и Вера, не устояв на ногах, плюхнулась на кровать:
- Зачем?
- Затем, что хватит! Хочешь выжить, не жалей! Ни их не жалей, ни себя!
Антон сел рядом и умолк, сдвинув брови и уставившись в стену перед собой. Сквозь повязку на боку проступила кровь.
- Так что там насчёт еды? - потирая локоть, спросила Вера.
- Пойду готовить, - закройщик встал. - Ты можешь пока умыться, в ванной есть мыло и полотенце.