Старик. Прощай, внучка! По сердцу ты мне пришлась… Легкого тебе пути! Солнышко тебя не жги, ветер не студи, дорога сама под ноги катись!
Авдотья. Спасибо на добром слове, дедушка! (Кланяется низко и уходит.)
Старик (проводив ее взглядом). Пойти силки посмотреть.
Картина четвертая
Разбойничий стан. Темный, как нора, вход не то в землянку, не то в пещеру. На треноге висит черный чугунок, под ним колеблется еле видное на солнце пламя. Чьи-то огромные корявые сапоги, надетые на колья, сушатся на ветру и на солнышке, и кажется, что это какой-то великан стоит меж кустов вверх ногами. На пеньке перед огнем сидит поджарый, сухой человечек, больше похожий на писца, чем на разбойника. Возле него в плетушке большой черный петух. Человек огромной толстой иглой пришивает к рубахе заплату и жалостно поет тонким, бабьим голосом.
Ботин.
Уж как во поле калинушка стоит, На калине соловеюшка сидит, Горьку ягоду калинушку клюет Да малиною закусывает. Прилетали к соловью два сокола, Взяли, брали соловеюшку с собой, Посадили его в клеточку, За серебряну решеточку, Да заставили на жердочке сидеть, Да велели ему песенку запеть. «Уж ты пой, воспевай, мой соловей, Чтобы было тосковать веселей, При кручине спотешай молодца, При великой разговаривай его…»(Вдруг перестает петь и прислушивается.)
В лесу слышен треск веток, шум голосов и к стану, приминая кусты, выходит Кузьма Вертодуб, огромный, до глаз заросший коричневым волосом, похожий на бурого медведя человек, и Соколик, молодой, востроглазый красивый парень, смахивающий на цыгана. Они ведут Авдотью.
Соколик. Глянь-ка, Ботин! Нонешний почин!
Ботин. Ишь ты! Баба! Отколе взялась?
Вертодуб. То-то и есть — отколе… Не иначе подослал кто.
Ботин (тонким голосом). Тебя кто подослал, бабочка? Говори, не запирайся!
Авдотья. Кто ж меня подошлет? Сама шла, своим путем. А эти вот разбойники…
Вертодуб. Вот-вот… А ты почем знаешь, что разбойники?
Авдотья. Виден сокол по полету.
Ботин (визгливо смеется). Слышь, Соколик, по имени, по прозвищу тебя величает…
Соколик. Шустрая бабенка, что и говорить! Кабы ты поглядел, Ботин, как она нашему Кузе в бороду коготками вцепилась… (Хохочет.) Глянь-кось, полбороды как не бывало! (Подталкивает Вертодуба к Ботину.)
Вертодуб. Но, но, не озоруй!
Ботин (посмеиваясь). Да как же ты до евонной бороды дотянулась, касатка? Борода-то вон где — высоко, что гнездо вихорево.
Авдотья (насмешливо и зло). Нагнулся небось, как в чужую суму заглядывал. Ворюга окаянный!
Ботин (презрительно). Да что у ней в суме-то? И гнуться не стоит. От лаптей оборки да сухие корки…
Соколик. Как бы не так! А ну-ка, Вертодуб, давай сюда суму. Глянь, Ботин!.. А? Видал? (Вытаскивает из мешка ларчик.)
Все трое, склонившись, роются в ларце.
Ботин. Ишь ты! Камешки! Эдакие под ногами не валяются! Перстеньки, запястья, поднизь жемчужная… Сама раздета-разута, а коробочек мало доверху не набит.
Соколик. Вовсе полон был коробочек. Иголки не добавишь.
Вертодуб. Утряслось…
Соколик. Сам ты утряс, жадина! За тобой гляди-гляди — не приметишь!
Авдотья. Я-то приметила… Цельну пригоршню загреб!
Соколик (подступая к Вертодубу). А ну, выворачивай карманы!
Вертодуб. Это перед тобой-то карманы выворачивать? Ты мне что за атаман? Блоха прыгучая!..
Ботин (очень тонким голосом). Что взял, Вертодуб, то и отдай. Знаешь небось лесной обычай: в общий котел всяку добычу!
Вертодуб. Не учи ученого. Что было в коробке, то и есть.
Ботин (неторопливо вставая). А ну, подавай сюда камешки! Не отдашь? (Внезапным ударом сшибает великана с ног.)
Соколик (восхищенно). Силен, Ботин!..
Вертодуб (стараясь подняться). Черт сухопарый!..
Ботин (спокойно). Камешки!
Вертодуб (сидя на земле). Ладно уж!.. (Подает перстень.)
Ботин. Не всё!
Вертодуб. Отвяжись, сатана! (Отдает остальное.)
Авдотья (усмехаясь). Вот теперь, кажись, всё. А ежели и завалялся где камушек-другой, так уж пусть будет ему на сережки.
Ботин. Ты чего развеселилась? Не рано ли? Тебе-то все равно камешков этих не видать, как ушей своих. Небось поживилась чужим добром на раззоре татарском.
Авдотья (мгновение глядит на него в упор, потом говорит гневно). Да как ты такие слова говорить смеешь? Это мое добро, от татарского раззору спасенное. Чистые руки его из огня вынесли. А вот от вас, злодеев, не смогла я ларчик мой уберечь. Свои, а хуже татар!