Нет, маэстро ясно сказал: "набить морду первому попавшемуся верноподданному", иначе он приказал бы ""разбить первую попавшуюся витрину". Маэстро не терпит ни малейших отступлений от своего сценария. Мистикис вон попытался...
Грис подошел к зеркалу и увидел, как его красивое лицо на глазах обезображивается гримасой страха...
Он попробовал улыбнуться, но получилось что-то вроде предсмертного оскала.
Оставалось одно. Грис достал из тайника шприц, небольшую ампулу с оранжевой жидкостью и приспустил пижамные брюки.
Жидкость теплой волной разлилась по телу, проникла в мозг, и Грис снова почувствовал настойчивый запах лавров и услышал хриплые голоса далеких предков:
- Аве, Цезарь!
Х
Грис стоял на перекрестке и, зажав в руках трость, поджидал "первого попавшегося верноподданного" наилегчайшей весовой категории. Им оказался длинноволосый юнец в кожаной куртке. Он брел, придерживаясь за стены, и был похож на только что снятого с креста спасителя.
Грис догнал его и огрел тростью. Тот растянулся на тротуаре. Грис продолжал лениво орудовать тростью, пока подоспевший полицейский не выкрутил ему руки.
Грис счастливо улыбался - задание было выполнено. Но тут же согнулся пополам: поднявшийся юнец боднул его головой в живот.
Возле них с визгом затормозила машина полиции. Юнец покорно двинулся к ней, но ему приказали убираться на все четыре стороны. Гриса же грубо втолкнули в машину, она рванулась с места, оглашая окрестности пронзительным воем спаренных сирен.
Юнец в кожаной куртке заметно преобразился. Дремавшее в нем героическое начало, точнее, тоска по таковому, выплеснулась наружу. Он двинулся дальше развязной походкой, бесцеремонно толкая редких прохожих.
XI
Перед Фоббсом стоял Лабас, рыжий крепыш в помятом, но ладно скроенном мундире сержанта морской пехоты. Держался он раскованно, был словоохотлив. По всей вероятности, отсутствие наручников на его жилистых руках вселило в него уверенность, что в полицию он доставлен в качестве очередного свидетеля. И сержант Лабас с удовольствием выступал в роли такового:
- Значит, дело было так, господин начальник полиции. Дамочка стояла спереди и всю дорогу вертела головой - туда-сюда, туда-сюда. Пару раз зыркнула так, что я подумал ненароком: "Гляди в оба, Лабас, эта фифочка что-то замышляет". И только, значит, я так подумал, глядь, а она из сумочки эту дуру вытаскивает! Тут как раз того кадра ведут, прямо на нас. Я, господин начальник полиции, в разных передрягах побывал, сразу сообразил что к чему ну и, значит, отобрал у нее эту дуру. Она, с перепугу, что ли, так и села. Я ее в охапку и в сторонку - прочухается, потом я ее, думаю, в полицию, к вам, значит, спроважу по-хорошему. А она в слезы: не выдавай, говорит, бедную женщину, этот бандит, говорит, моего любимого человека убил, и я хотела отомстить, смерть за смерть, говорит! И снова брык в обморок! Взял я ее на руки и думаю - какая жен... то есть, куда ее тащить? А тут как раз большая заваруха началась, того кадра, Мистикиса, кто-то все-таки шлепнул, и все врассыпную. Ну я и дал деру с дамочкой. Виноват, господин начальник полиции, но не мог я привести ее к вам, когда увидал, что того шлепнули. Думаю, того типа, убийцу, значит, не найдут и пришьют дамочке это мокрое дело. Ведь порой и такое бывает, правда, господин начальник полиции?
На экране возник крупный план Фоббса:
- Нет, сержант Лабас, у нас такого не бывает и быть не может. Не доставив гражданку Сириас в полицию, вы не только запятнали честь мундира, но и нарушили закон. Теперь ответьте на другой вопрос: где вы пропадали с ней целые сутки?
- Нигде, господин начальник полиции. Я поймал мотор и отвез ее домой, а сам направился к себе в гостиницу. У меня кончается отпуск и хотелось отоспаться. А что касается дамочки, то она напрасно свою игрушку вытаскивала, все одно у нее бы конфузия вышла: пистолет был заряжен холостыми.
- Сержант Лабас, у вас все?
- Все, господин начальник полиции, - улыбнулся тот и звонко щелкнул каблуками. - Разрешите идти?
- Минутку. Введите Сирену Сириас.
Услышав имя Сирены, Лабас несколько стушевался, его глазки забегали.
При виде Сирены забегали глазки и у других присутствующих в кабинете мужчин.
- Сирена Сириас! - загрохотал Фоббс, внимание которого было приковано к протоколу допроса. - Расскажите все по порядку. Учтите, искреннее признание может облегчить вашу, честно скажу, незавидную участь.
Нервно покусывая губы, Сирена молчала, собираясь с духом. Наконец заговорила низким, хрипловатым голосом:
- Я и вправду хотела убить Мистикиса, знаете, за что, но вот он, - кивнула она в сторону сержанта, - обезоружил меня. Мне стало плохо, я испугалась, попросила его, чтобы он не отводил меня в полицию, а он... а он сказал мне, что не отведет, если я, если я... словом, он втолкнул меня в машину и привез к себе в гостиницу...
Лабас сосредоточенно изучал свои запястья.
- Браво, сержант! - воскликнул Фоббс, - я чуть было не растрогался до слез вашим рождественским рассказом о бедной несчастной женщине и благородном рыцаре! Каков кавалер, а?
Фоббс глянул в объектив, словно обращаясь за моральной поддержкой ко всем телезрителям.
- Господин начальник полиции, - Лабас шагнул к Сирене, и та инстинктивно отшатнулась от него. - Виноват, признаю... Даже не знаю, что нашло на меня, когда у себя на руках я увидал столько всего... Но я без насилия, все было честь по чести! Я только намекнул ей, что, мол, ее пистолет у меня в кармане, и она сама предложила это... ну вроде выкупа, что ли... Словом, виноват. Я хотел сделать все честь по чести, но раз она так, тогда я тоже скажу, что не все сказал...
Неожиданно для всех и, в первую очередь, для Сирены, сержант молниеносно скрутил ей руки за спину, а свободной рукой рванул за кофту.
Раздался треск отлетающих пуговиц, опытный оператор взял крупный план, и перед телезрителями предстал впечатляющий бюст Сирены.
Однако большинство взглядов было, вероятно, приковано не к ее прелестям как таковым, а к яркому оранжевому клейму над левым соском - геральдическому щиту с вензелем "АВЦ"...
- Застегнитесь! - послышался целомудренный рев Фоббса. Камера поспешно переключилась на другую оголенную окружность с наклеенным пластырем: это была лысина шефа.
- Я все расскажу! Я вам все расскажу! - всхлипывая, повторяла Сирена.
- Но только в следующий раз, - оборвал ее Фоббс, - сейчас вы навряд ли способны сказать что-либо вразумительное. Однако учтите, мы знаем больше, чем вы думаете. Пока вы с этим бравым шантажистом, - он кивнул на сержанта, -расплачивались, так сказать, по безналичному расчету, мы произвели у вас в доме обыск и обнаружили одну любопытную вещицу.
Шеф извлек из шкатулки, которая опять не хотела открываться, небольшую кассету:
- Разговаривая с Цезарем, вы забыли выключить магнитофон, подключенный к телефонному аппарату, и весь ваш разговор записан. Теперь уж, зная голос Цезаря, мы его достанем! И обещаю вам, что произойдет это очень скоро. В нашей тотальной фонотеке есть голоса всех жителей Гурарры. Увести их, - приказал он полицейским и сделал оператору знак, что на сегодня хватит.
XII
"Все идет по плану", - с удовлетворением отметил Крус, прислушиваясь, как приятно поскрипывает кресло, сломанное и починенное накануне Фоббсом. Коронный номер - с магнитофонной записью - шеф исполнил с блеском, обычно ему не свойственным. Наверное, уж очень хотелось ему иметь запись, да еще в придачу тотальную фонотеку со всеми голосами гурарриев...
(Крус не знал, да и не мог знать истинной причины этого удачного исполнения: Фоббс не раз проклинал себя за то, что стер магнитофонную запись с голосом Цезаря, и вот теперь ему представилась возможность припугнуть новоявленного императора, который, конечно же, не мог предположить наличие у начальника апримской полиции столь повышенного самолюбия...).