– Мужик – в кокошнике?!
– Яйцеголовый…
– Всё ясно – допился!
Риммочка не знала никого из Авелей, кроме Шамиля, а значит объяснять ей было бесполезно.
Эх, не взял он в своё время телефонов, а то сейчас бы обзвонил всех товарищей по несчастью! Глядишь – и вместе что-нибудь придумали бы. Не надо было от коллектива отбиваться. Теперь их всех перебьют по одиночке…
Ту ночь Аркадий провёл в кресле. Не сомкнул глаз до самого утра. Он даже забыл, что ночь – Рождественская.
В шесть ноль-ноль, лишь только вышли первые новости, он снова прилип к экрану.
В этот раз не показали ничего особенного. В смысле, события описывались грандиозные: несколько пожаров, дикие авиа- и автокатастрофы, обрушения домов, но знакомые лица уже не мелькали, и это радовало.
Может быть, он, всё-таки, ошибся? Зря переживал?
Полуденная сводка новостей показала, что не зря. На этот раз несчастье приключилось ещё с тремя яйцеголовыми. Их вели под руки, они практически ничего не соображали. Вокруг скопилось много народу, все чего-то советовали, суетились…
Вот у нас всегда так: защитить от бандитов некому, а как сочувствовать – так всем миром!
Этих двух эпизодов было достаточно, чтобы перейти на осадное положение. Аркадий надел наушники и воткнул их в телевизор, так что звуки трагедий слышались теперь только ему.
Риммочке было велено в квартиру никого не впускать, невзирая на лица. Если будут спрашивать по телефону, пусть отвечает, мол, в командировке. А если, всё-таки, кто-нибудь ненароком его засечёт, в окне силуэт заметит или пение в ванной услышит, то и на этот случай имелось объяснение: дескать, прячется от чёрных. А от кого ж ещё прятаться? Дескать, выехал как-то в центр, а его тут же чёрные подрезали, квартиру стали вымогать… Потому и прячется. «Подрезали, стукнули, вымогают…» Осталось добавить: «Очнулся – гипс!»
Осадное положение, к счастью, продлилось недолго – всего несколько часов. Помог всё тот же телевизор: сам напугал, сам и успокоил.
Продолжая следить за событиями в криминальном мире, судорожно выискивая на экране лица братьев по несчастью, Аркадий скоро с удивлением обнаружил, что лица стали повторяться. Когда знакомые рожи полезли на экран по четвёртому кругу, на него напала истерика. Он стал хохотать, будто его под ребрами щекочут.
На эти звуки живо примчалась Риммочка. В руке у неё была поварёшка. На всякий случай.
– Говорила – не просиживай у ящика, с ума сойдёшь!
– Свобода!!!
– Да не рви ты мне душу! В чём дело?!
Риммочку хохот супруга встревожил больше, чем все его рыдания и подвывания.
– Риммочка, ведь не может же быть, чтобы каждые полчаса – одни и те же трупы на экране! Одни и те же морды на носилках, вот уже битых четыре часа! Причём, каждый раз на разных носилках! Их выносят совершенно разные санитары, из разных домов! Понял! Наконец-то, дошло, старый я кретин! Твоя правда – нечего сутками в ящик пялиться! Кто редко смотрит, тот и не замечает!
– Чего не замечает, горе ты моё?
– А ты не понимаешь? Нашим доблестным журналюгам нужны горячие факты, вот они их и подстраивают… искусственно… А дураки-Авели, не иначе, как от крайнего безденежья… Ну да! Психкурсы-то разогнали! Короче, эти недоумки напросились к ним… в статисты! Не нашли ничего лучшего! Дешёвка! Ниже всякого дна! Ведь это же чистой воды спектакль! Как же я раньше-то не допёр?!
Не сказать, чтобы Риммочка сильно обрадовалась.
– Ну… и… дальше что?
– А дальше вот что… Мне сейчас надо срочно ехать в гости… Поздравить своё новое начальство… с Рождеством!
– Поезжай-поезжай, проветрись, а то действительно… ещё немного – и за тобой с носилками приедут!
– Свобода!!!
Глава 10.
«Поздний Сталин – ранний Хрущёв».
Этот стиль царит на большей части проспекта Мира – примиряющего проспекта, соединившего старинный центр с окраиной, с хрущёбным раем.
Между группой старинных особняков и хрущёвками как раз и находится вышеупомянутый промежуточный стиль. Вычурность уже отсутствует, но потолки ещё не так нахально низки.
Выйдя из станции метро «Алексеевская», которая в старые добрые советские времена носила название «Щербаковская», Аркадий стал ходить вдоль домов, разыскивая нужный адрес.
Эх, почему он сразу же после распада курсов не позвонил лысому? Зачем было, не разобравшись, вешать на него всех собак? Если бы он больше верил людям, то не пришлось бы на телевизор пенять. Ящик был ни в чём не виноват.
Самое смешное, что логово экс-начальника находилось в двух шагах от того места, где жил Аркадий. До него, как и до фонтана "Дружба народов", что на ВДНХ, пешком дойти – раз плюнуть. Однако, на дворе трещал мороз, тут уже не до прогулок.
Пришлось снова вспомнить о существовании метро…
В подъезде воняло кошками и жареной рыбой. Последний запах доносился из квартир.
В углу под лестницей виднелась лужа. Чересчур большая, чтобы обвинять котов.
«Человечье!» – молча констатировал Аркадий, зачем-то водя носом. – «Неужто так и не отучатся гадить?»
Его задумчивость была нагло прервана летящим прямо на него крупным предметом.
Вернее, телом.
Некоторые не любят пользоваться лифтами. Одни боятся, другим лень подождать.
Чуть не сбившая его с ног торпеда обладала солидным женским бюстом и чисто мужицким нахрапом. Повеяло чем-то знакомым, в нос ударил запах приторных духов.
Неужели Чунькина?! Не может быть! Хотя…
Поднявшись дребезжащим лифтом на пятый этаж, Аркадий увидел несколько дверей. На одной из них был приколочен почтовый ящик, обклеенный названиями газет из самых разных исторических эпох, начиная с «Правды» и кончая «Спидинфо».
Вокруг ящика на двери имелось несколько крошечных плакатиков, один из которых бросался в глаза раньше всех: «Если хочешь быть здоров – отвлекайся!».
Сверху была надпись во всю ширину двери: «Женщина, не будь дурой, занимайся физкультурой!»
Кроме того, там имелись заголовки поскромнее: «Ваш вес – забота наша!», «Решение наболевших вопросов», «Надоели соседи? Идите к нам!»
Даже не глянув на номер квартиры, которого, кстати, всё равно видно не было, Аркадий с уверенностью нажал звонок. Лично у него не было никаких сомнений насчёт того, кто живёт в данной квартире…
Бывший начальник открыл не сразу, даже, можно сказать, очень не сразу.
Аркадий уже собрался уходить, когда за дверью раздался топот. Потом послышался гул мужских голосов.
Людей за дверью было несколько. Щёлкнул замок, и перед ним предстала фигура запорожского казака времен завоевания крымских территорий.
В прихожей висел дурманящий запах борща. Этот запах каждому приятен, особенно морозным январским деньком.
Так куда же он, всё-таки, попал?
Бросив взгляд на вышитую крестиком рубашку и шёлковые шаровары неимоверной ширины, он уже хотел извиниться и отправиться на поиски правильной двери, но до боли знакомый голос остановил его.
– Куды ж вы, кумцю, пообидайтэ з намы, выпыйте трошкы, та й поговорымо!
Аркадию снова жутко захотелось смыться. Пока он раздумывал, бежать или не бежать, на него валом вывалились человек пять живописных хохлов. Они трясли хозяину квартиры руки, совали деньги – рубли вперемешку с долларами и украинскими гривнами. Потом дружно оккупировали лифт и понеслись вниз всей оравой, на лету обсуждая на своем малопонятном языке какие-то сверхважные дела. Их голоса были слышны даже тогда, когда старый лифт, громыхнув, остановился и выпустил всю эту компанию на волю. Да уж!