— Папочка, пожалуйста, пойдем с нами к Ботвикам. Уже поздно.
— Это мой дом! — закричал старик.
Он кричал не на дочь. Взгляд его все еще был прикован к полю. Он снова провел камнем по лезвию косы. Трейс обреченно вздохнула.
Наступила долгая тишина.
— Вы идите. Я поклялся не искать зверя, но всегда есть шанс, что он сам придет ко мне.
— Но, папа…
— Я сказал, уходи. Ты мне здесь не нужна.
Трейс покосилась на Адриана. В глазах ее стояли слезы. Губы дрожали. Она потопталась на месте, колеблясь, затем резко повернулась и побежала назад, в город. Терон не обратил на нее внимания. Старик наклонил лезвие косы в другую сторону и продолжил ее точить. Адриан наблюдал за ним некоторое время. Металлический скрежет заглушал слабевшие по мере удаления всхлипы Трейс. Терон ни разу не поднял глаз, не посмотрел ни на Адриана, ни вслед дочери. Он как будто и вправду был сделан из камня.
Адриан нашел Трейс в нескольких десятках ярдов от дома. Она стояла на коленях и плакала. Ее хрупкое тело вздрагивало, волосы колыхались в такт рыданиям. Адриан мягко коснулся рукой ее плеча.
— Твой отец прав. У него очень острое оружие.
Вскоре их догнал Ройс. В руке он держал обломок дерева. Он как-то странно посмотрел на Трейс.
— В чем дело? — спросил Адриан, стараясь упредить какую-нибудь грубость со стороны Ройса.
Ройс протянул ему обломок, который, возможно, когда-то был частью дома.
— Что ты на это скажешь?
Дерево было широкое и прочное, явно выпиленное из ствола могучего старого дуба. На нем виднелись четыре глубокие царапины.
— Следы когтей? — Адриан взял у него деревяшку и приложил пальцы к отметинам. — Следы огромных когтей.
Ройс мрачно кивнул:
— Что бы это ни было, чудовище должно быть огромных размеров. Так почему его никто не видел?
— Здесь бывает очень темно, — сказала Трейс.
Она встала на ноги и вытерла мокрые от слез щеки. На ее лице появилось выражение любопытства. Она подошла к кусту форсайтии, усыпанному желтыми цветами, который рос возле кленового дерева, неуверенно нагнулась и подняла какой-то предмет, сначала показавшийся Адриану комком ткани, запутавшейся в траве. Девушка бережно очистила его от листьев и веточек, и он увидел грубой работы куклу с волосами из ниток и крестиками на месте глаз.
— Это твоя игрушка? — спросил Адриан.
Трейс отрицательно покачала головой.
— Я сделала ее для Гикори, сына Тада, в подарок на праздник Зимнего солнцестояния, — помолчав, ответила она. — Это была его любимая игрушка, он ее повсюду с собой таскал. — Трейс смахнула с куклы травинки и приставшую землю. — На ней кровь. — Голос ее задрожал. Она прижала куклу к груди и прошептала: — Папа забывает, что это была и моя семья.
Ройсу казалось, что они вернулись в деревню ранним вечером, но здесь смеркалось раньше, чем обычно. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Девочка увела свое стадо свиней. Лошадей и снаряжения тоже нигде не было видно. Зато везде сновали люди, их суета и торопливость произвели на Ройса гнетущее впечатление.
Мужчины несли в руках топоры и мотыги, а за плечами — связки поленьев. Многие были босы и одеты в рубахи, покрытые пятнами пота. За ними шли босоногие женщины с вязанками хвороста и тростника или с охапками спартины[1] и льна за спиной.
Волосы у них были зачесаны назад и покрыты простыми косынками. Теперь Ройс понял, почему платье, которое они купили для Трейс, показалось ей таким шикарным: все деревенские женщины были одеты в простые домотканые рубахи пепельно-белого цвета без какой-либо отделки.
Люди выглядели взмокшими и усталыми и явно хотели лишь одного: добраться до дома и сбросить свою ношу. Завидев на окраине деревни чужаков, один мальчик остановился. Он придерживал на плече мотыгу с длинной ручкой.