Мы с кузеном отклеились от перил и, как в тумане, зашагали следом за офицером. Он проводил нас до первого перекрестка, вежливо попрощался и пожелал нам счастливого пути; посмотрел с минуту на наши удаляющиеся спины, потом развернулся и пошел обратно к набережной.
До машины мы шли молча. На пол пути Дэвида вырвало.
— Ты в порядке? — поинтересовался я у кузена.
— Да, все в норме! — ответил он заплетающимся языком.
Я помог Дэвиду добраться до ближайшей лавочки. Мы посидели минут десять, отошли немного от увиденного и продолжили путь.
Вечером в коммуне я собрал близких друзей на небольшую вечеринку в честь моего перехода в цифру. Впрочем, особого веселья не вышло. Мы с Дэвидом рассказали собравшимся о том, что увидели сегодня на пляже. Многие уже об этом слышали. Коммуна — она ведь как большая деревня! Слухи по ней разносятся очень быстро.
Мы выпили по стаканчику бурбона, повспоминали прошлое. Все-таки за восемь с половиной лет, которые я здесь провел, у меня скопилось немало историй. Потом Дэвид взял гитару и спел нам «Paint it black» и еще пару песен из Rolling Stones. Я слушал, как мой двоюродный брат перебирает аккорды на старенькой акустической гитаре, и вдруг отчетливо представил себе свою будущую жизнь. Тысячи лет спокойствия и безмятежности, творческого и научного поиска, безудержного веселья и захватывающих приключений! В той, новой жизни не будет места гниющим на пляжах трупам, болезням, нищете, несправедливости, скучной и тяжелой работе и, наконец, самой смерти.
От сомнений, терзавших меня последние несколько месяцев, не осталось и следа. Душу наполнила уверенность и определенность. Я подлил себе бурбона и откинулся на спинку кресла, вытянув ноги и прикрыв глаза. А где-то на горизонте сознания приятный голос Дэвида выводил на пергаменте моих барабанных перепонок: «…I see my red door and it has been painted black. Maybe then I’ll fade away and not have to face the facts…»
К восьми часам вечера гости стали расходиться. Мы тепло попрощались. Каждый из них пожелал мне счастливого перехода. Я же, в свою очередь, высказал надежду на скорую встречу с ними в виртуальной реальности. Когда мы с Дэвидом остались одни, я передал ему ключи от своего вагончика и форда мустанга. Мы крепко обнялись.
— Ну что, братишка? Бывай! — сказал я ему. — На следующий год жду тебя тоже в виртуале.
— Да, — ответил он, улыбаясь, — надеюсь к тому времени удастся скопить достаточное количество баллов.
— У тебя сейчас ночная?
— Да.
— После смены навести меня через капсулу.
— Хорошо. — согласился Дэвид.
Мы еще раз крепко обнялись. Потом я взял из шкафа клеенку и домашние шлепанцы. Засунул все это в пакет, бросил последний взгляд на комнату, столько лет служившую мне домом, и вышел за порог.
Процедура была назначена на девять. Я вошел в нашу оцифровочную, разделся и доктор Люси Уокер уложила меня в капсулу.
Капсула для оцифровки оказалась в два раза больше обычной. В ней присутствовали все системы жизнеобеспечения, ведь оцифровка происходила не сразу, а в течение двух-трех недель. Люси сделала мне несколько уколов, чтобы организм легче перенес процедуру. Затем поставила капельницу. Должно же мое тело чем-то питаться в то время, как сознание будет погружаться в виртуальные миры.
— Тебе удобно лежать? — поинтересовалась доктор.
— Да, спасибо! — ответил я.
— Значит, так! Сейчас я надену на тебя маску, и ты отключишься минут на десять. Очнешься уже на той стороне. Тебя встретит доктор Келвин Фостер. Вы с ним знакомы?
Я кивнул. Мы действительно уже несколько раз встречались с доктором Фостером. Это была общепринятая практика — на весь период оцифровки за человеком закреплялся собственный доктор-инструктор. Он составлял индивидуальный план цифровизации, подбирал специальные упражнения и т. д. Моим доктором-инструктором был Келвин Фостер.
— Отлично! — продолжила свое напутствие Люси. — Он все тебе объяснит. Слушай доктора Фостера и все будет хорошо! Счастливого тебе перехода, Даниэль!
Мне на лицо легла кислородная маска, и через мгновение я провалился в глубокий наркоз. Последнее, что я запомнил — это яркий свет люминесцентной лампы и медленно наползающую крышку капсулы.
Следующие две недели мы провели вместе с доктором Фостером в специальном виртуальном центре для оцифровки. Я бегал, прыгал, выполнял всевозможные физические упражнения, решал интегралы, учил и декламировал стихи, рисовал картины, пел песни и играл на фортепиано. Задачей доктора Фостера было в ходе процедуры цифровизации задействовать как можно больше областей моего физического мозга, чтобы максимально точно отразить параметры моей личности в цифре.