Я теперь только рассмотрела парня, которого так яростно пыталась задушить. Все же глаза у него оказались светло-серыми. Он же меня мягко отрывал от себя, при этом продолжая говорить:
— Меня зовут Дастин. Дастин Харрис. А ты новенькая. Лорен же? Я к коменданту зашел, а он говорит, что тебя не видел. Вот после этого я и…
— Спасибо!
— Пожалуйста. Умоляю, перестань так обниматься. Мне не по себе.
Я отлепилась от него и неловко замялась.
2
Я уже в достаточной степени отдышалась, чтобы можно было переходить к возмущениям. Мы шли к самому центральному из центральных корпусов — кто бы мог подумать! Я не отличаюсь повышенной агрессивностью, но когда вдалеке увидела Кейна, сдержаться уже не могла. Он, словно почувствовав мой прожигающий взгляд, оглянулся. Притом во взгляде его не было ни насмешки, ни вины, ни удивления. Просто взглянул равнодушно и снова повернулся к своим собеседникам.
— Вот же мерзавец! И что, он всегда такой?
От улыбки Дастина у меня по коже бежали уже знакомые мурашки. Может быть, тут не финансистов с юристами учат, а в пробирках выращивают новых звезд, которые одними улыбками будут атаковать мировой шоу-бизнес?
— Кейн всегда… непростой. Но нет, на моей памяти он еще никого в подвале не запирал. Это как-то даже мелко для него.
— Мелко?! — я не поверила своим ушам. — То есть обычно он творит что-то намного хуже?
— По-разному бывает, — Дастин неопределенно пожал плечами.
Меня же его спокойствие выводило из себя:
— И что? Он всех держит в таком страхе, что никто не может возразить?
— Ну… можно и так выразиться.
Я остановилась. И на этот раз не ответила на улыбку, хотя на это ушли последние душевные силы. Равнодушные ответы Дастина натолкнули на мысль:
— И у тебя теперь тоже будут проблемы? Ведь никто не помог… боялись! А ты…
Но он только расслабленно рассмеялся:
— Не переживай. Мне он ничего не сделает.
Переспросила недоверчиво:
— Почему вдруг?
— Так брат же.
— Брат?!
— Ну да, близнец, — отвесил как само собой разумеющееся.
Надеюсь, моя челюсть отвисла не так безобразно, как я это почувствовала. Вообще-то, это было очевидным — мои глаза просто выхватили различия, а не сходства. Они в самом деле были очень похожи друг на друга чертами лица. До такой степени, что даже смешно. Вот ведь, игры разума: мозг вылавливает то, что бросается в глаза, а остальное игнорирует, будто того и нет. Улыбки — один в один. Тонкий нос, изгиб бровей, даже походка! Но я сумела только выдавить единственное разумное объяснение:
— И вы специально красите волосы и носите контактные линзы?
Он будто растерялся от неожиданной резкости моего тона:
— А… Нет. Такими родились. Близнецы. Полуидентичные. Такое случается очень редко.
Я потрясла головой. Редко — это еще мягко сказано. Я даже о таком не слыхала! Лучше бы они и правда волосы красили. Рассмеялась, чтобы разрядить обстановку, но вышло немного нервно — следствие череды шоков:
— Зато это было бы логично! Черный брат и белый брат. Как олицетворение зла и добра!
Дастин чуть прищурился:
— Значит, я олицетворение добра? Не слишком ли ты наивная, Лорен, что судишь по цвету волос? Ладно. Вот сюда тебе, — он кивком указал на дверь, махнул на прощание и пошел дальше.
Я негодующе фыркнула ему в спину. При чем тут вообще цвет волос? Разве я не по поступкам судила? Один подлец, другой спаситель. А цвет волос… это так, чтобы остальные не запутались, кто есть кто.
Комендант утопил меня в потоке информации, но я уже была не в состоянии ее воспринимать. Со временем разберусь, слишком много событий для одного дня. Выяснилось, что Кейн не соврал во всем остальном: библиотеку в самом деле недавно перенесли в отдельный корпус, а общежития располагались по правому ряду.
Я еле передвигала ноги, когда наконец-то нашла свою комнату. Соседка почему-то выглядела еще более уставшей, чем я. Но я из последних сил старалась выглядеть приветливой — если сразу отношения не наладятся, то через пару месяцев на усталость и плохое настроение будет поздно списывать. Представилась и задавала вопросы.
Соседку мою, Ташу, красавицей назвать было сложно. Немного полноватая шатенка, волосы стянуты в тугой пучок, от чего ее щечки выглядели еще пухлее. Но она могла бы считаться милой, если бы не жуткая заторможенность, напрочь убивающая живость мимики. Училась она двумя курсами старше — и, быть может, именно учебой и была измождена до крайней степени. Даже говорила медленно, делая в неожиданных местах длинные паузы: