— Крепкого сна, — промолвил сеньор дю Маленбуа с улыбкой, такой же отвратительной, как и его вкрадчивый замогильный тон.
Трубадур и слуга вздохнули с громадным облегчением, когда он вышел и запер за собой обитую свинцом дверь. И даже когда услышали, как щелкнул в замке ключ, их облегчение не стало меньше.
Жерар обследовал комнату; подошел к маленькому, глубоко посаженному окну, за которым застыла ночная тьма, твердая и непроницаемая, словно замок был зарыт глубоко под землю и снаружи зарос плесенью. Затем, задыхаясь от гнева, вызванного расставанием с Флореттой, Жерар бросился к двери — он попытался выбить ее плечом, заколотил в нее кулаками, но все было тщетно. Наконец, осознав, что ведет себя глупо, трубадур обернулся к Раулю.
— Итак, Рауль, что ты обо всем этом думаешь? — спросил он.
Перед тем как ответить, Рауль перекрестился; на лице его отобразился смертельный ужас.
— Я думаю, мессир, — наконец ответил он, — что мы стали жертвами гибельного колдовства; и теперь вам, мне, юной госпоже Флоретте и Анжелике угрожает смертельная опасность — как телам, так и душам.
— Я думаю так же, — согласился Жерар. — Поэтому лучше, если мы будем спать по очереди, и тот, кто останется бодрствовать, не должен выпускать из рук мой грабовый посох, который я заострю кинжалом. Уверен, ты знаешь, как его применить, если кто-то захочет сюда войти; их нрав и намерения не вызывают сомнений. Мы находимся в замке, который не должен существовать, в гостях у человека, который мертв или якобы мертв двести с лишним лет. И не стоит лишний раз упоминать обыкновения этих созданий, когда они просыпаются.
— Да, мессир.
Рауль содрогнулся, однако затем с неослабным интересом наблюдал, как Жерар заостряет посох. Трубадур выстругал острый конец, сделав его похожим на острие копья, и тщательно спрятал стружку. Он даже вырезал посередине посоха крест в надежде, что это усилит его и убережет от злых чар. Затем, сжав посох в руках, Жерар уселся на кровать, откуда мог обозревать комнату в щель между занавесками.
— Можешь поспать первым, Рауль. — И Жерар показал на кушетку у двери.
Некоторое время они то и дело переговаривались. Выслушав историю про то, как Флоретта, Анжелика и Рауль встретили плачущую женщину среди сосен и затем не смогли отыскать дорогу обратно, трубадур заговорил о другом. Стремясь побороть мучительный страх за жизнь Флоретты, он стал лениво рассуждать об отвлеченных материях. Внезапно он понял, что Рауль уже не отвечает, и увидел, что слуга уснул на кушетке. В то же время на него самого, несмотря на всю его решимость, несмотря на зловещие страхи и дурные предчувствия, которые его не оставляли, начала наваливаться непреодолимая сонливость. Сквозь растущее отупение Жерар различал шорохи, будто в коридорах замка шелестели призрачные крылья; слышал отзвуки зловещих голосов, словно фамильяры спешили на зов колдунов; ему казалось, что даже в гробницах, башнях и удаленных покоях раздается топот ног злобных созданий, спешащих по своим тайным делам. Однако дремота окутывала его, словно черная сеть, безжалостно смыкаясь над его воспаленным воображением, унося тревоги и возбуждение.
Когда спустя долгое время Жерар проснулся, свечи догорели; печальный сумрачный день заглядывал в окно. Трубадур по-прежнему сжимал в руке посох и, хотя все еще чувствовал отупение после навалившейся странной дремоты, кажется, был невредим. Однако, выглянув из-за занавески, Жерар увидел, что смертельно бледный Рауль безжизненно поник на кушетке, словно жить ему оставалось недолго.
Жерар пересек комнату и склонился над слугой. На шее Рауля виднелась алая ранка, пульс был медленным и слабым, как будто слуга потерял большое количество крови. Он словно зачах и увял на глазах, а над кушеткой еще ощущалось пряное благоухание, которое за ужином источала хозяйка замка Агата.
Наконец Жерару удалось разбудить Рауля, но тот был слаб и вял. Он ничего не помнил о событиях минувшей ночи, и жалко было смотреть на слугу, когда он осознал, что с ним сделали, и пришел в ужас.
— Вы следующий, мессир! — воскликнул Рауль. — Эти вурдалаки будут держать нас тут своими нечестивыми чарами, пока не высосут досуха всю кровь до последней капли. Их заклинания имеют силу мандрагоры и сонных катайских зелий, и нет на свете человека, который сумел бы им противостоять.
Жерар толкнул дверь, и, к его удивлению, она оказалась не заперта. Вероятно, насытившись, жена хозяина утратила осторожность. В замке было очень тихо, и Жерару почудилось, что дух зла пребывает в покое; призрачные крылья, несущие зло и пагубу, ноги, что спешили по своим тайным злодейским делам, колдуны, призывающие фамильяров, и сами фамильяры на время погрузились в дрему.