Через пару лет страсти, наконец, улеглись, и к муренам больше никто не лез. В России все шло своим чередом. Была Ходынка, было Кровавое воскресенье, была Цусима. Разогнали первую Думу, потом вторую. Выбрали еще две. Депутаты увлеченно собачились. А потом грянула Первая мировая.
Впрочем, в ходе боев на Восточном фронте немцы и русские аккуратно обходили гиблое место. Лишь однажды это правило готовы были нарушить — в августе 1914 года, перед началом русского наступления. Кто-то из штабистов предложил войти на запретную территорию и совершить по ней марш-бросок, чтобы ударить в тыл немецкому армейскому корпусу, который действовал ближе всего к границе. И, вроде бы, этот рейд уже поручили кавалеристам Хана Нахичеванского, но в последний момент одумались. Даже без обходных маневров развитие событий в первые дни войны давало повод для оптимизма. После сражения под Гумбинненом немцы начали отступать, причем их генерал Притвиц готов был отойти аж за Вислу. Но германский Генштаб быстро сменил Притвица на Гинденбурга, и в сентябре русских выжали из Восточной Пруссии.
А в следующем году было Великое отступление царских войск. Немцы заняли Курляндскую и Ковенскую губернии, граничащие с Эксклавом. После войны там возникли самостоятельные прибалтийские государства. Теперь заколдованный край был очень далеко от России.
Большевики захватили власть. Отгремела Гражданская, закончилась продразверстка. Молодому советскому государству проблем хватало. Несколько лет про Эксклав не вспоминали вообще. Потом, когда НЭП набрал обороты, и жить стало веселее, кто-то предложил отправить в запретный край пару отрядов от Геолкома. Авторы проекта упирали на то, что Москве не помешал бы дополнительный источник валюты. А Горючие Слезы, как известно, продаются по цене бриллиантов. Тот факт, что процесс добычи сопряжен с определенными трудностями, энтузиастов не смущал совершенно. В конце концов, «нет таких крепостей, которые…» Добраться по Балтийскому морю до полуострова Хексенланд, высадить отряд, а потом забрать его таким же путем. Формально ведь это ничья земля, хоть вокруг и прусские территории.
Но предложение не прошло. Может, в Кремле решили, что овчинка не стоит выделки. Или не захотели дразнить германцев, шныряя недалеко от границы. В следующий раз об Эксклаве вспомнили в тридцатых годах — решили сделать аэрофотосъемку. Чкалов на самолете Поликарпова подлетел со стороны моря и покружился над колдовскими владениями. Потом он увлеченно рассказывал про замок с мощными стенами, но пленка оказалась засвечена. На какое-то время советское руководство потеряло интерес к этой теме.
Зато в Эксклав теперь настойчиво лезли немцы. Особенно усердствовал Генрих Гиммлер, который вбил себе в голову, что именно в запретном краю хранятся священные реликвии древней арийской расы. Ребятам из общества «Аненербе» поручили заняться этим вплотную. Им доходчиво объяснили, что Тибет пока подождет, а целью очередной экспедиции должно стать балтийское побережье. Тамошних зверушек, роняющих драгоценные слезы, тоже надо изучить поподробнее. Напомнив об этом, Гиммлер поручил руководство зоологу Эрнсту Шеферу. Весной 1938 года отряд пересек границу Эксклава к северо-западу от крепости Тапиау. Ученых сопровождали бойцы из 1-ой горнострелковой дивизии с пулеметами и легкими минометами (командование решило, что именно эти бравые парни лучше всего подходят для действий в нестандартных условиях).
Через неделю из Эксклава выехал одинокий всадник. Его окликнул патруль, но человек никак не отреагировал. В седле он держался неестественно прямо, лошадь размеренно шагала вперед. Патрульные нагнали флегматичного незнакомца, и только тогда заметили, что в глазу у него торчит блестящая железяка. Второй глаз мертво таращился в пустоту, а кожа высохла как у мумии. Когда ему преградили путь, мертвец медленно поднял голову и растянул губы в жуткой улыбке. Позже он был опознан как Бодо Фегер, антрополог из экспедиции Шефера. Железный предмет при ближайшем рассмотрении оказался штангенциркулем, с помощью которого Бодо собирался измерять пропорции черепа у встречных аборигенов.
До начала Второй мировой войны успела пропасть еще одна экспедиция «Аненербе». Говорили, что Гитлер, узнав об этом, буквально бился в конвульсиях и требовал поднять в воздух бомбардировщики. Потом, правда, успокоился, и приказ отменил. Люфтваффе, мол, еще проявят себя в других операциях на востоке.
И опять в Европе рвались снаряды, и миллионами гибли люди. Ближе всего боевые действия подошли к Эксклаву в конце войны — Красная Армия добивала по соседству бывшую группу армий «Центр». Многие немцы, не желая попадаться красноармейцам, бросались на запретные земли и пропадали бесследно.
Казалось, что черная дыра на карте Европы будет существовать вечно — независимо от того, что происходит в окружающем мире. Но все изменилось буквально за один день.
15 мая 1945 года случилось много важных событий.
Совинформбюро сообщило, что прием пленных на всех фронтах завершен.
В Берлине, где все еще дымились развалины, жителям начали выдавать продукты по карточкам. Постановление было подписано Жуковым — 450 граммов хлеба, 50 граммов крупы, 60 граммов мяса в среднем на человека в день. Через неделю обещали подвезти суррогатный кофе.
Вышел первый номер «Ежедневного обозрения» — советская администрация издавала его для немцев 150-тысячным тиражом.
В Людвигсхафене возобновила работу химическая фабрика BASF.
И в этот же день войска 3-го Белорусского фронта получили новый приказ.
Хозяева Эксклава, кто бы они ни были, полагали себя, наверное, всемогущими. Но они ошибались. На тот момент в мире существовала только одна неодолимая сила. И когда 43-я, 48-я и 11-я гвардейская армия одновременно ударили с трех сторон, исход был заранее предрешен.
Поначалу наступление развивалось не очень быстро. Местность была незнакома, связь периодически прерывалась. Мурены возникали из ниоткуда. Черные болота вдруг оживали, выпуская гибкие, мерзко пахнущие отростки, каждый из которых был способен перевернуть грузовик. Всадники на двухметровых зверюгах с широкими когтистыми лапами появлялись из-за холмов; наконечники копий ярко светились, как будто их только что вынули из кузнечного горна, и легко протыкали танковую броню. Вспучивалась земля, и неуклюжие туши, слепленные из грязи и глины, перли вперед, сметая все на своем пути. Миражи и фантомы сбивали с толку разведку.
Но даже мурены не могли увернуться от роя пуль, выпущенных из ППШ или ППС — особенно, если стреляли несколько бойцов сразу. Големов, выросших из земли, танки и САУ долбили прямой наводкой. Живые болота корчились, залитые зажигательной смесью. Со всадниками пришлось повозиться — их словно огибали пулеметные очереди. Зато их скакуны буквально выли от ужаса, когда начинали работать фугасные огнеметы.
К замку вышли спустя пару дней. Он стоял недалеко от устья реки, а вокруг был мрачноватый каменный город. Цитадель поражала своим величием. Артиллеристы чесали репу, прикидывая, сколько дней придется потратить на эту махину, если учесть, что орудие калибром 280 или 305 миллиметров (мельче — нет смысла) производит восемь выстрелов в час. А генерал Галицкий, командующий 11-й гвардейской армией, хмурился, разглядывая город в бинокль: без уличного боя, похоже, не обойтись. Дома явно крепкие, каждый из них может стать надежным укрытием для врага. Впрочем, штурмовые отряды имеют опыт. Тактика отработана еще в Пруссии — по улице ползет танк, за ним самоходка; стрелки идут цепочкой, прижимаясь к стенам домов, и, если надо, лупят по балконам, по окнам, по чердакам. За ними следуют группы закрепления, огнеметчики…
Но оказалось, что драться не с кем. Город был пуст — ни единой живой души. Куда подевались местные жители, оставалось загадкой.