***
Сколько он уже брёл по этой бескрайней чёрной пустоши, раскинувшейся вокруг него настолько, насколько хватало взгляда? Всполохи молний, беспрестанно выхватывали из густой окружающей тьмы, бьющие вверх фонтаны остро и пряно пахнущей крови, которая уже покрыла мальчика с ног до головы, неприятно стягивая кожу, превращая лицо в жуткую гротескную маску.
Поначалу, труднее всего было осознать самого себя – последний приступ словно бы раздробил саму его сущность на множество маленьких осколков, которые пришлось собирать долго и кропотливо, пока он, наконец, не вспомнил, кем является и не воскресил в воспаленной памяти события, предшествующие всему этому кошмару.
Тору не чувствовал усталости, голода или иного физического дискомфорта – лишь страх и исступленное желание вырваться из этого ужасного места, пленником которого он невольно стал.
В этот раз, тишина не была абсолютной и не стискивала голову подобно кузнечным клещам. Иногда мальчику казалось, что он слышит чьи-то голоса – едва различимые, но он знал, что стоит только прислушаться, и он сможет разобрать, о чем они шепчут. Однако какая-то часть него противилась этому, и Тору решил довериться собственным инстинктам, предпочитая по возможности не замечать этого холодящего душу шепота.
В какой-то момент, он почувствовал необычайно приятное тепло в груди, которое постепенно разрасталось и окутывало его мягким коконом, словно оберегая от гибельного влияния Чёрной пустоши. Тору замер, прикоснувшись скользкой от тёмной крови рукой к мокрой рубашке, и его глаза удивленно расширились, когда всего на мгновение, ему показалось, что он сумел различить вспыхнувший лиловым сиянием, силуэт какой-то птицы. Миг – и всё исчезло, оставив мальчика гадать – почудилось ли ему это, или же всё случилось на самом деле. Хотя здесь, в мире крови и мрака, он уже ни в чём не мог быть уверен наверняка.
Но живительное тепло никуда не делось, наполняя душу неуместным спокойствием и умиротворением. И если до этого, Тору думал, что умер, и теперь, проклятый Всевышним с самого своего рождения, обречен был всё свое посмертное существование скитаться во Мраке, то теперь он понимал, что возможно, это еще не конец.
Словно в ответ на его мысли, очередная – особенно яркая вспышка молнии, высветила перед ним дорогу, мощенную выступающими из растрескавшейся чёрной земли, белесыми округлыми камнями. Она уходила вдаль, пронзая стрелой непроглядную тьму, вспарывая её и разделяя надвое.
Сердце снова сжала тревога и предчувствие чего-то пугающе неизбежного, готового обрушиться на него в любое мгновение. Острое, безотчётное желание шагнуть вперед, встать на проторенный кем-то специально для него путь, перемешалось с желанием бежать без оглядки – неважно куда, лишь бы не видеть этих плотно сложенных друг к другу камней, постепенно покрывающихся тёмными брызгами крови. Тору останавливало лишь ясное понимание того, что теперь, с этого самого момента, куда бы он не побежал, где бы не пытался скрыться, он всегда будет видеть перед собой эту дорогу, ставшую для него эпицентром, единственным ориентиром в этом уродливом мире.
И хотя, здесь ему не нужен был воздух, для того, чтобы продолжить свое существование, Тору сделал глубокий вдох и, стиснув руки в кулаки, сделал свой первый шаг. Ему почудился тихий – на грани слышимости, полный удовлетворения смех, раздавшийся сразу отовсюду, словно это смеялась сама Чёрная пустошь.
Тору брел по дороге, иногда оскальзываясь на гладких влажных камнях, но, не обращая на это внимания. С каждым следующим шагом, неизвестная, неизмеримо мощная сила всё настойчивее влекла его вперед, заставляя отрешиться от мыслей и воспоминаний. Образы из прошлого постепенно блекли, теряли очертания и становились неясными размытыми силуэтами, зыбкими и маловажными.
Взгляд мальчика рассеялся, потерял концентрацию, и лицо его, покрытое начинающей подсыхать кровью, утратило прежние черты. Лишь глаза мрачно светились двумя лиловыми огнями, который разгорался тем сильнее, чем дальше Тору продвигался по дороге.
"Иди ко мне…" – раздался нежный голос в его голове, от которого зашевелились волосы на затылке. Он лишал остатков воли, требовал подчиниться и в то же время, манил обещанием долгожданной, безграничной свободы. Свободы от прошлого, свободы от оков морали и навязанных убеждений, свободу от слабостей человеческого тела и духа.
Внезапно, нога Тору снова соскользнула с камня, но на этот раз мальчик не смог удержать равновесия и упал, выставив перед собой руки. Взгляд его принял более осмысленное выражение, наваждение еще не отпустило – но отступило, и его место занял страх, выжигающий внутренности льдом. Он, наконец, осознал, из чего сложена дорога, по которой он шёл все это время – черепа. Сотни, тысячи отполированных добела человеческих черепов.
Рот мальчика открылся, искривился и из горла его исторгся оглушительный крик, от которого, кажется, вздрогнула сама Чёрная пустошь.