Всю ночь мальчика беспокоили кошмары – яркие, зловещие, оставившие после себя чувство смутной тревоги, которая засела в сердце, выпустив свои маленькие острые коготки. Если закрыть глаза, он словно наяву мог снова увидеть бескрайнюю черную пустошь, с сухой растрескавшейся землей, и фонтаны густой алой крови, бьющие из нее в беззвездное небо, которое испещряли множественные всполохи молний. А еще, во сне он чувствовал запахи: грозы, ржавого железа и чего-то неприятно сладкого, оседающего во рту тошнотворным привкусом. Но самой страшной в этом странном сновидении была тишина, которая давила на уши так, словно голова Тору была зажата в невидимые тиски. И даже наутро, когда он, вздрогнув всем телом, вынырнул из плена кошмара, головная боль так и не прошла окончательно – лишь ослабла немного, затаившись до поры до времени где-то в темени.
Мальчик не удержался и потер кончиками пальцев висок, чуть прикрыв веки, за что тут же получил болезненный тычок под ребра от стоящего рядом Тима.
Тору смерил обидчика рассерженным взглядом, и отступил от него на шаг в сторону.
- Смотри не захрапи, сливоглазый, - чуть склонившись к нему, тихо произнес Тим, который обожал задирать более маленького и хрупкого Тору по любому поводу.
- Заткнись! – зло огрызнулся мальчик, и тут же поймал на себе строгий, предупреждающий взгляд игумена Фергуса, который находясь на алтарном возвышении вместе с братьями-монахами, имел прекрасную возможность видеть каждого из воспитанников.
«Ну вот, опять прилетит ни за что» - раздосадовано подумал Тору, желая чтобы нудная служба закончилась как можно скорее. Терпкий запах фимиама раздражал обоняние и усиливал шум в потяжелевшей голове.
Да еще и насмешливые взгляды Тима, которые мальчик постоянно ловил на себе. Казалось бы, Тору давно пора было привыкнуть к подобному отношению со стороны других воспитанников - слишком уж он отличался от остальных ребят: своей порченой кровью, бледной кожей и необычным сливовым оттенком глаз. Однако ему до сих пор тяжело было сносить обидные тычки и насмешки, которыми его щедро одаривали другие дети.
Даже братья-монахи глядели на него с плохо скрываемым пренебрежением, словно он был какой-то ошибкой природы, появившейся в этом мире лишь по роковому недоразумению. Наверное, точно так же считали и его родители, раз однажды решили отдать новорожденное дитя в приют при монастыре, расположенного в маленьком городке Боре у самых восточных границ.
Единственным, кто относился к Тору снисходительно, был отец-настоятель Фергус, и даже распределял его на такие работы, чтобы мальчик как можно меньше находился в компании других воспитанников. И Тору почему-то совершенно точно знал, что дело вовсе не в его дурной крови, а в том, что игумен, таким образом, пытался уберечь его от нападок ребят.
Наконец, служба закончилась и мальчики, выстроившись в шеренгу, направились в трапезную на завтрак. И снова Тору предпочел замыкать цепочку воспитанников, именно поэтому он совсем не ожидал, что сзади на его плечо опустится чья-то теплая ладонь.
Испуганно вздрогнув, Тору быстро оглянулся и удивленно приподнял брови, увидев позади себя отца-настоятеля.
- Поговорим, сын мой, - негромко произнес игумен Фергус, внимательно глядя на мальчика умными светло-голубыми глазами с лучиками морщинок в уголках.
Не понимая, что происходит, Тору растеряно остановился, успев поймать злорадный взгляд Тима, брошенный на него через плечо.
Сердце в груди на короткое мгновение замерло, а потом забилось с такой силой, что у мальчика перехватило дыхание. Какое-то смутное предчувствие терзало душу и холодило внутренности, заставляя слабеть колени. В это мгновение, он почему-то точно знал – вот-вот должно случиться нечто такое, что навсегда перевернет всю его жизнь.
И кажется, Тору не обманулся в своих опасениях. Отец-настоятель дождавшись, когда они останутся одни, мягко произнес:
- Шесть дней назад мне пришло письмо из замка Альбер, в котором говорится, что за тобой отправили рыцаря из ордена Сынов Всевышнего, дабы сопроводить в Эндам. Вчера я получил голубя со вторым письмом…
- Сегодня? – резко перебил его Тору, сам не ожидавший от себя такой наглости. Но смолчать в этот момент ему было невмоготу: - Он прибудет за мной сегодня?
Игумен Фергус поджал губы, седые брови его нахмурились, и во взгляде его мальчик сумел прочесть что-то похожее на сожаление и… сочувствие?
Тору знал, что бывает с такими как он по достижению определенного возраста. Знал, какую опасность несет дурная кровь. Знал он и о том, что когда-нибудь ему придется отправиться в столицу и, тем не менее, оказался к этому совершенно не готов.