Лаида задумалась. С одной стороны, вроде следовало послать Стасю новые батареи, или подменить вовсе его алу на подходе к ущелью. С другой - проще было чуток подождать, все равно их, скорее всего, скоро отсюда снимут, и подменят на другой эскадрон. Дайтон уже второй день кидал егерей из конца в конец по всей провинции, явно отдавая "своему" эскадрону предпочтение, когда дело касалось прочесывания. А в засады и оцепления ставил хоббитов или гусар, ибо доверял меньше. В голове у Лаиды вертелись смутные подозрения, что комдив пытается её подставить и подловить на каком-то промахе, но ничего особого пока не происходило, все задания они выполняли безукоризненно, хоть и без результата. По совести, за это Лаида должна была благодарить в первую очередь своих подчиненных, - за их опыт и сметливость, что и позволяло без лишней суеты проводить все эти прочесывания, обыски заброшенных домиков и хуторов, работу с собаками по следу...
Ветераны, коих в эскадроне начитывалось больше двух дюжин, пришли к твердому убеждению, что враг ушел в горы каким-то особым способом, а не обычным пешим броском. Если вообще ушел. К такому же выводу пришла и сама Лаида, опыт которой был хоть и не столь велик, но егерское дело она в Корпусе перепрофилирования изучала старательно... Следовательно, сейчас, после полицейских облав и прочих "оперативных изысканий", операцию перенесут в более скалистую часть предгорий, где конница не имеет никаких преимуществ перед обычной горной пехотой, и их, весь эскадрон, либо спешат и направят туда, либо оставят меситься по лесам без особых инструкций. Оба варианта Лаиде были решительно не по душе. Высоко в горах она не имела решительно никакого командирского опыта, это были её первые учения, и там вероятность отличиться была равна нулю с минусом. Особенно принимая во внимание, с какими "коллегами" пришлось бы сражаться бок о бок, - подумать только! Роджер Лэмли, Нейл Гартлинг, да и гном этот, Хармлин, тоже чувствуется, - тот еще кадр...
И все эти ... мужики!.. все они непременно начнут её третировать, шпыняя по всякому поводу. Ну а в лесах, - чего там хорошего?! Шишки собирать и то не выйдет, - леса сплошь лиственные.
А хотелось Лаиде, коли уж, не выдается оказии в очередной раз прославить фамилию ратными подвигами, на худой конец завершить операцию в подчинении Нобиля, седого красавца Нэда Гаудкрафта. И, при определенной сноровке, в его койке...
Эта идея пришла Лаиде в голову, еще когда она увидала нобиля в самый первый раз. Крепкий, как колода, пожилой генерал был, вообще говоря, совсем не в её вкусе... Но что-то в этом мужчине было, чего недоставало милому, расторопному юнцу Стасю Чарторыйски... Ему хотелось ... покориться! Такого острого переживания у неё еще не было. И она не собиралась отказывать себе в приключении! Мысли, что она, вообще говоря, может еще и не понравиться генералу, Лаида не допускала. Она всем нравиться, - все мужики, каких она знала, начинали смотреть на неё голодными глазами, как только оказывались поблизости. Вот разве что Гжегож...
Гжегож был, по секрету скажем, больным местом Лаиды. Во-первых, он решительно отказался попадать под её всесокрушающие чары. Во-вторых, чертов жугд быстро уловил суть царящей в эскадроне атмосферы, и начал почти в открытую насмехаться над ней, причем в присутствии других офицеров, - но так, тонко, паршивец, что за язык его поймать было невозможно. Наконец, Гжегож был отважным и умным парнем, хорошим командиром алы, и своим твердым характером напоминал Лаиде, что она должна была прославить семью на традиционном военном поприще, а не только оставить за собой череду скандальных романов...
Да, как ни странно, для Лаиды это имело большое значение. Она слишком хорошо помнила, что её родители всегда хотели сына, а не дочь...
Вначале она пыталась избавиться от назойливого Гжегожа, который даже молча умудрялся отравлять ей жизнь. Но Дайтон то ли из вредности, то ли из каких других соображений отказывал в любых перемещениях офицеров вверенного ей эскадрона. Тогда она решила, что клин лучше выбивать клином, и стала усиленно охмурять молодого жугда, стараясь закончить дело побыстрее. Другие ребята ревновали, ну да им было, мягко говоря, не впервой... Однако, Гжегож, изначально вполне одобрительно принимавший знаки её внимания, вовремя просек опасность, и со свойственной ему живостью ума начал активно использовать ситуацию против неё... Как раз тогда и приключилось это жуткое происшествие с Троем, молодым арнорцем-блондином, упавшим в измельчитель. Кто именно это сделал, было не понятно, однако чуть позже чернявый Агыльдур, дуруханец из новых пополнений, едва назначенный на место ушедшего в запас старика Хейнца-"Гусара", повесился в душевой кабинке. Не больно-то жалко дурака, но еще один труп, елки же палки...
В этот период Гжегож сделался мрачным, а его шутки, - злыми и даже жестокими. Черт, ну разве не мог он её по-человечески пожалеть?! Дело было уже отнюдь не шуточным. Лаида и так ревела без передышки две недели, и перенесла две жестокие проверки комиссаров Особого Отдела, которые без особой злобы, но последовательно пытались раскрутить её на уголовную статью и отправить под трибунал... Хорошо, хоть, папенька вовремя прикрыл по своим каналам.
Со злости, после закрытия дела, Лаида вызвала Гжегожа на поединок. На саблях, на утоптанной земле. Прямо как Рогнеда Тынска Мыколая Быховца в 17-м веке.
Гжегож вызов принял, и они провели полчаса сначала в ожесточенной, а потом, - довольно вялой рубке. К разочарованию Лаиды, парень ничем не уступил ей в фехтовальном искусстве, и поединок не принес результатов обоим дуэлянтам, впрочем, судя по всему Гжегож вовсе и не старался её задеть... В конце концов, по инициативе заскучавших секундантов его пришлось остановить, рук они друг дружке пожимать не стали, но и стреляться, в продолжении выяснения отношений, не захотели.
С тех пор прошло уже больше года, и постепенно отношения Лаиды и Гжегожа выровнялись. Не сказать, что Лаиде удалось хоть немножко очаровать урядника, - но она делом доказала, что является толковым командиром. Гжегож тоже успокоился, и если и подкалывал ротмистра, то совершенно необидно, так что постепенно они стали чуть ли не друзьями...
- Связь, - кивнула она старшему радисту. Тот покорно кивнул, и протянул ей ларингофон с наушниками. Она откинула шляпу на спину, поудобнее перехватывая провода...
- "Улей-Анна"! "Улей-Анна"! Ответь "Трутню-первому"! Прием! - прокричала в ларингофон Лаида, прижав наушник к голове. Из того доносился сухой треск атмосферных разрядов, - похоже, низкая облачность сменялось грозой.
- "Трутень-первый"! Вас слышу, прием! - ответил наушник глухим голосом после минутной паузы.
- "Улей-Анна"! Обстановка в квадрате "Броня-Чабрец-12" нормальная! Как поняли, - нормальная! "Муравьев" не видно! Если нужно будет искать их в темноте, пришлите свет! Как поняли? Прием.
Лаида понимала, что даже со "Светлячком", баллоном-осветителем, несущим прожекторную установку и осветительные бомбы, впотьмах тут ловить нечего. И немного побаивалась, что начальству все же придет в голову такая блажь. Но спросить она была обязана, как ей бы это не претило.
- "Трутень-первый", вам приказано перейти на исходную, как поняли? "Трутень-второй" и "Трутень-третий" остаются в секторах "Броня-Анна-девятом" и "Броня-Добро-первом", "у курочки под крылом"! "Под крылом", как поняли?
Лаида подтвердила, выслушала остальные инструкции и недовольно поджав губу, отложила ларинг. Значит, ей надо будет оставить в засаде две алы! Хуже же всего было то, что в разъезде был как раз Стась, и заменить его в настоящий момент было решительно невозможно. Это потребовало бы слишком много времени, а приказ уже поступил... Следовательно, ей и оставалось только одно, - смириться с судьбой и остаться одной-одинёшенькой этой ночью!.. Она резко поднялась на ноги и оглядев всех, коротко бросила:
- По коням, эскадрон! Выдвигаемся к Дэргу, походный порядок...
Ребята засуетились, каждый побежал к своей але, только один Гжегож, которому было по дороге с Лаидой, пошел рядом.