А он, Командир, ничуть не ненавидел. Когда-то давно, он пытался вызывать в себе ненависть искусственно, воскрешая видения двадцатилетней давности, и иногда это даже работало, - но очень скоро перестало. Он без отвращения поглотил сердца убитых, уже не одной сотни достойных противников, навалил груду мертвых тел на алтарь мщения и залил его морем крови, и теперь ощущал только пустоту. Месть изжила себя, - он все еще шел вперед, благодаря своей силе и природному таланту, - побеждал, но уже чувствовал, что становиться не более чем инструментом в чужих руках. Тяжелым, мощным, безотказным револьвером, который при правильном применении бьет без промаха и одной пулей неизменно вышибает дух из любого силача, - но не имеющим решительно ничего личного против этого самого силача. Командир не без грусти смотрел, как росли его воспитанники, как они убивали, и от души этим наслаждались. Это тоже помогало, и он пытался убедить себя, что у него ненависть такая же сильная, но это не было правдой...
А берут ли в Шалэ таких, как он? "Мириогири", как говорят в Луанской Империи, или простым языком, наемников? Ой, вряд ли. Он дышит, ест, иногда соединяется с женщиной, - но уже мертв, по сути-то, ибо жизнь должна иметь смысл, хотя бы простой, хотя бы даже убогий...
Он печально вздохнул, достал бинокль из чехла и оглядел горизонт. Глухой распадок, в котором они остановились, был практически невидим и недосягаем с воздуха, в нем и днем было темно и сыро, а путь доступа в него нельзя было обозвать даже тропинкой, - неподготовленный человек, почти наверняка, свернул бы там себе шею. Но в последнее время пути противник начал проявлять необычную активность, - в населенных пунктах, даже незначительных, было видно много вооруженных людей, которые бдительно (как им самим казалось, по крайней мере) глядели по сторонам...
А кое-где даже были посты военных! Может, конечно, это была часть учений, которые нордлинги как раз закончили проводить в квадрате, а может, - из какой-нибудь тюряги сбежали пара-тройка особо опасных заключенных, но ... Предполагать всегда следует худшее. Командир крепко призадумался, что же ему делать, в случае, если одна из групп все-таки "засыпалась". По плану он должен был переходить на резервный вариант действий и полагаться только на себя. Но этот план был самоуспокоением. Большего идиотизма придумать не возможно, - уж лучше тогда просто отдать своей группе приказ совершить коллективное самоубийство... Отведенный группе план включал тесное взаимодействие с другими отрядами, - и нереально пытаться выполнить труднейшую миссию в одиночку, без разведданных и спецсредств.
Командир отстегнул с пояса фляжку и отхлебнул воды. Тщательно смочил гортань, прополоскал рот, и только тогда проглотил влагу... Что, дзи сайтан, делать-то? Если хоть один человек из другой группы попал в руки контрразведки нордлингов живьем, опытнейшие палачи уже трудятся над ним, и выиграть можно разве что день-другой. И то бесполезно, ибо Командир никак не смог бы узнать, есть ли у него фора. Взять языка?! Да нет, глупости, риск слишком велик...
Подумав еще немного, Командир порешил осторожно продолжать путь. Время у него (по плану) было еще прилично, и не стоило пороть горячку. Если он попадет в засаду, это еще не конец. И даже в этом случае ему еще многое надо будет сделать, - проследить, чтобы никто из подопечных не попал в руки врага живым и, конечно, положить как можно больше нордлингов перед тем, как перерезать себе самому глотку...
Уже смеркалось. Командир достал карту и проверил направление по компасу и солнцу. Все правильно, хорошо идем, быстро.
Внезапно прямо на фоне заходящего солнечного диска Командир отчетливо разглядел военный самолет. Это был красивый четырехмоторный моноплан чистых, правильных очертаний, с блеснувшими в ярко-красных лучах многочисленными колпаками пулеметных точек... Бомбардировщик B-111. Самый большой из боевых самолетов нордлингов. Выполняет плановый, спокойный полет разведывательными неспешными зигзагами, а на месте бомбардира, поди, сидит наблюдатель-фотограф, не отрываясь от окуляра панорамного видоискателя...
Самолет прошел совсем низко, и Командир даже слегка взволновался, когда рокот могучих двигателей совершенно перебил все прочие звуки, - вмиг исчез слабый ветерок, с гудением гуляющий по распадку, почти не различимое дыхание мальчишек и девчонок, свернувшихся калачиком под своими лохматыми "гамадрильниками", даже стук собственного сердца. Когда шум самолета стих, Командир приподнялся из-под широкого камня, под навесом которого он и укрылся от шести широкоугольных объективов фотосистемы "Сипуха", установленной на разведчиках нордлингов. Никто из ребят, конечно, уже не спал, но даже опытный глаз не различил бы их среди мшистых зеленовато-серых валунов...
- Расчехлить винтовки, - негромко приказал Командир спокойным голосом, - Неполная разборка, чистка. Зарядить. Снайперам подготовить прицелы. Гранаты к бою. Перекус, и двигаемся в боевом порядке. Флэйм замыкающая, в головной дозор - Терн. Под ноги смотреть! Выполнять...
Разведывательные облеты. Это значило, что враг уже не просто подозревает, - он что-то знает. И ищет, - теперь уже целенаправленно... Командир точно знал, сейчас на только что сделанных снимках их не различат, но у него зародилось сомнение в надежности проверенной (и, вроде бы, перепроверенной!) тропы.
Оно оправдалось. Спустя час ходьбы Терн сообщил, что отчетливо разобрал отблеск линзы на противоположенной горке...
Командир проверил, и убедился в правоте парня, - между нагромождения обветренных валунов он явственно разглядел великолепно оборудованный секрет, где прятались двое неизвестных. Обойти их оказалось трудно... На тропе обнаружилось несколько сигнальных мин, к счастью, их удалось обойти, не задев тонких стальных тросиков растяжек. Еще один секрет фланкировал подходы к первому, но и там Командир нашел не просматриваемую лазейку... Вобщем, двигались они всю ночь ползком, и к утру были совершенно вымотаны.
Командир долго думал, и хотел даже решиться на рискованный шаг, - продвигаться средь белого дня. Конечно, так их куда проще было заметить, но и они имели больше шансов первыми разглядеть засаду... Уже после пятнадцатиминутного перехода выяснилось, что это не удастся - в небе появился сначала еще один самолет, на этот раз биплан-разведчик, низко и медленно пролетевший над самой тропой, а потом, - пятнистый, плоский, как клинок, баллон, сравнительно небольшой патрульный аппарат, буквально зависший над ними. Он оставался в поле видимости целых два часа, нарезая широкие круги и загогулины и назойливо стрекоча парой не шибко-то мощных моторов, временами отключая их, переходя в дрейф, временами запуская вновь, громко хлопая пневматическими пускателями. Разумеется, никто из группы тогда даже не шевельнулся, но Командир отчетливо ощущал каждый раз, когда наблюдатель просматривал именно тот пяточек, где распластавшись, попрятались они...
Когда баллон улетел, Командиру оставалось лишь отдать приказ располагаться на отдых. Он выставил двойной дозор, всех наблюдателей снабдил биноклями и сигнальными шнурами для связи друг с другом и с дежурными... Но и сам за весь день так и не сомкнул глаз, осознавая, что в случае тревоги все будет завесить лично от него.
Ночью они прошли немногим больше десяти миль. Посты наблюдения противник разбросал широко, но продуманно, так что они эффективно взаимно дополняли друг друга. Командир направлял ребят там, где пройти-то вроде было и нельзя, постоянно используя альпинистское снаряжение, и ни одна запущенная ракета не нарушила ночного спокойствия, никто не начал беспорядочно палить в темноту, не рванули управляемые фугасы... В ту ночь они не разу не останавливались, - цель была близка, и хотелось как можно скорее справиться с неизвестностью...