После таких обвинений Ким Таль-хён, Хон Ки-хван и другие лидеры некоммунистических партий были обречены. В феврале 1959 г. их дела все еще находились в стадии расследования, однако они уже признали себя виновными [428]. 16 февраля 15 депутатов Верховного Народного Собрания, обвиненных в подготовке заговора, специальным постановлением Президиума ВНС были лишены иммунитета и депутатских привилегий [429]. Естественно, арестов было гораздо больше, поскольку далеко не все жертвы новой кампании входили в северокорейский «парламент». Доступные на настоящий момент источники не позволяют проследить дальнейшую судьбу заключенных. Показательные суды над ними не проводились, и все они исчезли без лишнего шума.
В феврале 1959 г. Ким То-ман признал, что и Демократическая партия, и партия Чхонъудан практически прекратили свое существование, их местные ячейки были уничтожены, сохранились только центральные органы (существующие и по сей день, главным образом, в целях зарубежной пропаганды и «политики объединенного фронта» в отношении Южной Кореи) [430]. В то же время были сохранены, по крайней мере, на бумаге, Центральные комитеты обеих партий, игравшие теперь роль пропагандистской приманки. В августе 1959 г. глава организационного отдела ЦК ТПК сказал, что в новых условиях уже не было необходимости сохранять «непролетарские» партии. По его словам: «Наличие хотя и малочисленных партий Ченудан и Демократической партии не способствовало достижению единения всех слоев населения вокруг ТПК». Тот же чиновник с редкостной прямотой объяснял советскому дипломату, какова была ситуация с этими партиями и почему их вывески все-таки по-прежнему представляли некоторую ценность: «Демократическая партия и партия Ченудан существуют только номинально. Каких-либо организаций этих партий на местах, в уездах и провинциях нет, т. е. фактически нет рядовых членов партии, имеются только центральные комитеты, находящиеся в Пхеньяне. […] Центральные комитеты этих партий в Пхеньяне […] сохранены в расчете привлечения на сторону демократических сил определенных слоев населения Юга страны. В составе этих центральных комитетов в настоящее время находятся люди, преданные ТПК и правительству Республики, их деятельность проводится в расчете главным образом на определенные слои населения Южной Кореи» [431]. Этого откровенного чиновника звали Ким Ён-чжу (Ким Ен Дю в принятой тогда транскрипции), и, будучи младшим братом Ким Ир Сена, он был более чем в курсе текущих планов северокорейского руководства.
Другой комплекс реформ, вызвавший неодобрение Советского Союза и его официальных представителей в КНДР, был связан с быстрым возрождением культа личности Ким Ир Сена. Сам по себе культ личности не был чем-то новым для Северной Кореи. Более того, с самого начала формирования северокорейского государства, с 1945–1948 гг. культ Вождя являлся важной составной частью политической жизни страны. В этом не было ничего необычного. Классический сталинизм, помимо установления одного «главного культа» всемогущего и всеведущего «главного вождя» (в случае с СССР — Сталина), предполагал также и создание второстепенных «малых культов», хотя, очевидно, и подчиненных главному. Не составлял исключения и СССР, где руководители республик или даже крупных министерств получали в те времена свою долю обязательного восхваления. Разумеется, объектами обязательного поклонения становились и «маленькие Сталины», лидеры режимов «народной демократии». Уже с конца 1940-х гг. в северокорейской прессе имя £им Ир Сена часто сопровождалось титулом «сурёнъ» (вождь). Однако в 1956–1957 гг. поток славословий существенно сократился. Кроме того, слово «сурёнъ» тогда стало появляться значительно реже (если появлялось вообще) [432], вместо него обычно использовали менее эмоционально нагруженный титул «сусанъ» («премьер-министр», официальная должность Ким Ир Сена на тот момент). В 1958 г. культ Ким Ир Сена был восстановлен и очень быстро достиг того уровня, на котором находился накануне 1956 г. Впоследствии он непрерывно усиливался, и к началу 1970-х гг. дошел до высшей точки своего развития, временами приобретая совершенно гротескные формы, которые и поныне хорошо памятны бывшим читателям журнала «Корея». Верность вождю объявлялась высшей патриотической добродетелью. Летом 1957 г. Хван Чан-ёп, недавний выпускник Московского университета, ставший впоследствии главным пхеньянским идеологом, написал в подготовленной им брошюре: «Всем известно, что фракционеры демагогически называют "культом личности" ту любовь и уважение, которое массы испытывают по отношению к лидерам нашей партии, и, поступая таким образом, пытаются разделить массы и вождей, уничтожить уважение и доверие масс к нашей партии и ее лидерам» [433].
Судя по публикациям в «Нодон синмун», возрождение культа Ким Ир Сена стало особо заметным в последние месяцы 1958 г. Начиная с ноября — декабря его имя стало все чаще появляться на страницах этой газеты, порой в сопровождении восторженных панегириков, адресованных «вождю корейского народа». Развитию этого процесса способствовал и официальный визит Ким Ир Сена в Китай и Северный Вьетнам (с 21 ноября по 10 декабря 1958 г.). В этот период северокорейскую печать наводнили статьи, прославлявшие величие и мудрость Ким Ир Сена. Большинство из них были взяты из китайских средств массовой информации, которые награждали Кима щедрыми эпитетами, обычно предназначавшимися одному лишь председателю Мао. За переводными славословиями вскоре последовали и корейские. Как отметила Ким Сок-хян, на всем протяжении истории КНДР изменения в способах представления вождя в пропаганде часто связывалось с заявлениями иностранных средств массовой информации или зарубежных поклонников Ким Ир Сена. Только после того, как иностранцы делали несколько заявлений в «новом стиле», к ним присоединялись северокорейские издания [434]. Влияние этого визита на развитие культа личности могло проявляться и другим образом. Не исключено, что Ким Ир Сен и его окружение попытались перенести на корейскую почву культ Мао, который при непосредственном знакомстве вполне мог произвести на них немалое впечатление. В любом случае уже в январе 1959 г. посол А. М. Пузанов, с неодобрением отмечая в своем официальном дневнике резкое усиление культа личности, связал это обстоятельство именно с недавней поездкой Ким Ир Сена в Китай [435].
На возрождение культа личности указывали не только все более частые упоминания имени Ким Ир Сена в официальной печати. На публичных мероприятиях снова появились его портреты, а в газетах гораздо подробнее стала освещаться его официальная деятельность, разнообразные поездки по стране и встречи с «массами» [436]. С конца 1958 г. по всей Северной Корее в массовом порядке появляются «кабинеты изучения революционной деятельности Маршала Ким Ир Сена» (кор. ким иль сонъ вонсу хёкмёнъ хваль-дон ёнгусиль). Позже официальная историография заявляла по этому поводу: «За короткий период в конце 1958 г. и первой половине 1959 г. "кабинеты изучения революционной деятельности Маршала Ким Ир Сена" были организованы почти во всех правительственных учреждениях, на заводах, в сельскохозяйственных кооперативах и школах нашей страны» [437]. В декабре 1958 г. в одной только провинции Сев. Пхёнъан действовали 863 таких «кабинета» [438]. Размах и согласованность этого движения говорит о том, что оно возникло не спонтанно, усилиями особо усердных местных чиновников, а было организовано из центра.
428
Запись беседы А. М. Юдина (первый секретарь посольства) с Ким До Маном (зав. отделом пропаганды и агитации ЦК). 11 февраля 1959 г. АВП РФ.Ф. 102. Оп. 15. Д. 8, папка 81.
429
Запись беседы Е. Л. Титоренко (второй секретарь посольства) с Цой Хак Реном (зав. юридическим отделом Президиума ВНС КНДР). 16 марта 1959 г-. АВП РФ. Ф. 0541. Оп. 15. Д. 8, папка 81.
430
Запись беседы А. М. Iulin (первый секретарь посольства) с Ким ДоМаном (зав. отделом пропаганды и агитации ЦК). 11 февраля 1959 г.
431
Запись беседы А. М. Юдина (первый секретарь посольства) с Ким Ен Дю (зав. орготделом ЦК ТПК). 7 августа 1959 г. АВП РФ. Ф. 0541. Оп. 10. Д. 9, папка 81.
432
Со Тон-ман отмечает, что с конца февраля 1957 г. термин «сурёнъ» на некоторое время полностью исчез со страниц «Нодон синмун». См.: SOlong-man. Puk ChosOn sahoejuui ch'eje sOnglipsa [История становления социалистической системы в Северной Корее]. С. 532.
433
Hwang Chang-y5p. YOksa paljOn-esOinmin taejungyOkhal-gwakaein-йо yOkhal [Роль личности и народных масс в историческом процессе]. Pyongyang: CthosOn Nodongdang Ch'ulp'ansa, 1957. С. 35.
434
Kim Sbk-hyang. Pukhan — uimyOngjOl-gwaknyOmil [Праздники Северной Кореи]. Рукопись, часть книги Ким Сок-хян, будет опубликована в ближайшее время. Автор выражает благодарность Ким Сок-хян за предоставление этого интересного материала.
435
Официальный дневник А. М. Пузанова (посла СССР в КНДР). Запись от 9 января 1959 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 15. Д. 7, папка 81.
436
Так, первый корейский грузовик, изготовленный в ноябре 1958 г., покинул заводские ворота, будучи украшен огромным портретом Ким Ир Сен4а3 7(фотография в «Нодон синмун» за 19 ноября 1958 г.).
438
Нодон синмун. 13 декабря 1958 г. Эти данные были приведены в большой статье Чу Кван-ока (Chu Kwan-ok), заместителя председателя провинциального комитета ТПК провинции Сев. Пхёнан. Это самое раннее из обнаруженных нами в северокорейской печати упоминаний «кабинетов для изучения революционной деятельности Маршала Ким Ир Сена» (возможно, что существуют и более ранние упоминания этого своеобразного института).