— Ну, положим, с нашей стороны тоже нашлось, кому их подписать… — вставил своё Рабинович.
Президент сделал резкое движение шеей.
— Я не оправдываю Кравчука! — крикнул он. — Но тот получил по заслугам. И теперь сидит отнюдь не в президентской резиденции…
— Мне больше нравится, как белорусы обошлись со своим Шушкевичем, — усмехнулся Медведчук.
— Ну, так тоже нельзя, — немедленно подал голос Пинчук. — Законы должны соблюдаться. Кстати, как идёт подготовка к подписания договора?
— Плохо, — откровенно признался премьер. — Белоруссы готовы объединяться с Украиной, но боятся России. Не забывайте, они зависят от российской трубы больше, чем мы.
— Труба, труба… Всё упирается в эту проклятую трубу, — опять скрипнул зубами Кучма. — Любые наши инициативы, любые шаги — всё упирается в трубу. Что бы мы ни делали, банде Ельцина достаточно повернуть газовый кран…
— Психология мелких лавочников, — с горечью сказал Медведчук. — Они просто всё проедают. Нефть, газ, никель, алмазы… Заводы стоят. Фабрики стоят. Корабли ржавеют на приколе. Помните, что они сделали с Черноморским флотом? Они тысячу раз обанкротились бы, если бы не трубопроводы…
— …из которых, между нами говоря, кое-что пропадает, — ехидно бросил Рабинович. — С неофициального благословения нашего горячо любимого президента, между прочим.
Президент невольно улыбнулся: он по-своему любил упрямого старикана, не боявшегося ни чёрта, ни дьявола, ни самого товарища Кучмы.
— Это, кстати, плохая политика, — недовольно заметил Медведчук. — Да, мы имеем лишние деньги. Зато банда Ельцина имеет с этого лишние пропагандистские козыри. Какой сюжет — хохлы, ворующие газ! А потом вы удивляетесь, что у московского посольства…
— Это была срежиссированная акция, — спокойно сказал Ющенко. — Обыкновенная провокация.
— Ну конечно, — ощерился Медведчук, — обыкновенный русский национализм. Ложный, фальшивый, феесбешной выделки. Но это понимаем мы. А как это аукается здесь? Украинцы видят по телевизору толпу у своего посольства в Москве. Украинцы видят эти плакаты… как там было?
— «Украина, отдай наш газ! Украина, возьми свой сахар! Нам надоел твой Кучма-интеграст! Украина, иди ты на…» — охотно процитировал Рабинович.
— Вот-вот, — поспешно перебил старика Медведчук: несмотря на стопроцентно пролетарское происхождение и тяжёлое детство, знаменитый организатор украинской тяжёлой промышленности органически не переносил мата. — Простой украинец это видит, и задумывается — а стоит ли жить в одном государстве с людьми, которые бросают ему в лицо…
— Кто там у нас простой украинец? Простых украинцев не бывает! — донёсся из коридора молодой весёлый голос. Через пару секунд и сам обладатель голоса появился на пороге залы.
— Здравствуйте, товарищи дорогие, — Дмитро Корчинский, по прозвищу «Провидник», бессменный руководитель Всесоюзной Комсомольской Организации, ослепительно улыбнулся, и пригладил непослушный вихор. — Что, опять строим козни против московской незалежности?
— Строим, строим, — добродушно прогудел Медведчук. — Вот решаем, как быть с трубой. Есть идеи?
— Есть, — чётко отрапортовал Корчинский. — Трубу послать на хер. Жить следует по-христиански. Нищенством и грабежом.
В зале как будто посветлело от улыбок.
— И кого же собирается грабить украинская молодёжь? — поинтересовался Президент.
— Надо отделить Крым, потом напасть на него, и уйти с добычей, — тут же отпарировал Корчинский. — Потом ещё что-нибудь отделить, и снова напасть. Донбасс, например.
— В Донбассе брать нечего, — буркнул Медведчук.
— Это неважно. Если есть намерение пограбить, будет и то, чего грабить, — Корчинский лихо закрутил смоляной ус. — Вообще, всё зло в мире от объективной реальности.
— Это у вас, товарищ Корчинский, получается субъективный идеализм, — начал было Пинчук, но Корчинский невежливо перебил его:
— А вы хотите посмотреть на человека, которому эта самая объективная реальность по енто самое место?
Президент резко повернулся.
— Что? Неужели? Получилось?
Сияющий Корчинский кивнул.
— Ага. Получилось. На пересылке. Они его в бронированном вагоне везли. Ну да что нам та броня…
— Вот как надо работать, товарищ Рабинович! — Президент грозно взглянул на старика. — Помните наш разговор? Вы мне что говорили? Невозможно, объективно невозможно… а наши комсомольцы, от горшка неделя… сделали!
— От горшка два вершка, — поправил Президента Рабинович. — И никакого бронированного вагона там не было.
— Не было, — легко согласился Корчинский. — А хорошо, если бы был. Наши ребята так надеялись… А так — обычная засада на шоссе. Они его тайком перевозили. Боялись, значит, народных мятежей. Эх, жаль!..
— Никаких мятежей не предвиделось… — начал было Рабинович, но тут в коридоре послышались шаркающие шаги.
— Мой любимый писатель, — тихо сказал Ющенко. — Всю жизнь мечтал… автограф… А у меня сейчас даже нет его книги.
Дверь открылась.
— Салют, камарады, — вошедший чуть подволакивал левую ногу. Его тонкое, породистое лицо обрамляли совершенно седые волосы. На скуле были видны следы ожога. Глаза были внимательными и холодными.
— Это я, Эдичка. Спасибо вам, что вытащили.
— Как доехали? — встрял неугомонный Пинчук.
— Ничего. В тюрьме было хуже, — скупо проронил знаменитый писатель. — Вы не боитесь международного скандала?
— Боимся, — честно признался Президент. — Но ведь они собирались вас убить.
— Могли? Они это делали, — Лимонов криво усмехнулся. — Вы знаете, что такое российская тюрьма, и как там обращаются с политическими?
— Послушайте… Нам предстоят ещё кое-какие формальности, — заторопился Ющенко. — Мы готовы предоставить вам политическое убежище, но не готовы взять на себя ответственность за ваш побег…
— Я уже предлагал один вариант. Я могу сначала появиться на территории третьей страны. Скажем, в Тирасполе. Там меня знают.
— Тираспольское правительство не признаёт никто, кроме Украины, — вздохнул премьер.