Эдеварт:
— А Теодор, он что, в церкви?
— Нет. Я вообще не знаю, где он.
Поскольку Эдеварт держит себя очень любезно и приветливо, она собирается с духом и говорит, что миновало уже много дней с тех пор, как у него была своя лавка в Поллене и он сам торговал в ней.
— Я столько раз втайне благословляла тебя, — продолжает она, — к тебе было так легко обратиться и получить помощь. Тебя нетрудно было просить.
На это он ничего не отвечает. Рагна:
— Я прослышала, что ты очень богатый.
Эдеварт, с улыбкой:
— Это всё одни разговоры.
— Господи, ведь у тебя же целых пять тысяч в банке!
— Неправда, — отвечает он, — у меня нет пяти тысяч в банке. Настанет день, когда все узнают об этом.
— Да ну! — удивляется она. — Тогда я вообще ничего не понимаю. Но, как бы то ни было, ты отстроил в Поллене целый город, разве это не здорово?
Он и на это отвечает молчанием.
— Вот и Родерик строил, — гнёт она своё, — Август ему помогал. За это время Родерик стал совсем взрослым парнем, у него есть лодка, и он развозит почту. Чудно, когда подумаешь об этом... Кажется, всё было словно вчера... Ты сам-то видел Родерика?
— Да.
— А как, по твоему, на кого он похож?
— Он красивый парень, как-то заходил ко мне, попросил дать ему взаймы рубанок.
— А назад-то он его отдал?
— Само собой, в тот же вечер.
— Вот видишь! — воскликнула она. — Вот он каков! Он даже на булавочную головку не позарится, если она чужая.
Эдеварт:
— Да у тебя все дети один другого удачнее.
Лицо Рагны светлеет.
— Ты уже слышал об этом? И Родерик, и девочки получились такие, как Богу угодно. Одна осталась с пасторской семьёй, когда они уехали отсюда. Теперь она у них за экономку, а может, и того больше, как родная дочь! У ней ключи от всех замков, и она в курсе всего. То пастор кричит: «Иоганна!», то пасторша кричит: «Иоганна!»
— А вторая твоя дочь, как я слышал, в услужении у доктора?
— Да, она ведёт у него весь дом, хотя сама ещё ребёнок.
— Звать-то её как?
— Эсфирь! Это в честь той, которая стала царицей. Помнишь?
— Интересно, а кем станет твоя Эсфирь?
— Это всё в руце Божьей. Её поддразнивают доктором, но это так, одни разговоры. Он ей не ровня.
— Говорят, она очень красивая?
— Вот это правда. Только враки, что она ест уголь.
Воспоминание о странном и загадочном пороке всплывает у него в памяти. Когда он был ещё мальчишкой, в селении ходили слухи, будто некоторые из девочек едят древесный уголь. Жители их осуждали, потому что занятие это не считалось вполне невинным, скорее уж бесстыдным, своего рода болезнью. Эдеварт улыбнулся при этом воспоминании, может, то была просто хоть и дурная, но полезная привычка, недаром же говорили, что от этого зубы становятся белей. Он сказал:
— Простим ей этот недостаток, красивая девушка имеет на него право.
— Всё равно это неправда, чья-то выдумка. Будто её плохо кормят у доктора. Да Господи помилуй!
Молчание.
Эдеварт погружается в раздумья. По сути, есть что-то подозрительное в том, что Теодорова Рагна сидит у него, но он не знает, как ему быть. Ведь нельзя же просто взять и предложить ей уйти. Хорошо, что в доме никого нет, главное, Поулине ушла со двора. Насчёт самой Рагны он мало тревожился, она уже столько раз попадалась ему на глаза, особенно с тех пор, как уехала Лувисе Магрете, она была горазда на всяческие увертки, просто колдунья, а не женщина.
Рагна спросила:
— Я смотрю, ты не пошёл к Ане Марии. Разве она тебя не зазывала?
— Ты это о чём? — ответил он вопросом на вопрос. — Я спрашивал Каролуса, но того нет дома.
Маленькая Рагна выглядела теперь много старше, она теперь больше стала походить на замужнюю женщину, но около её губ, когда она улыбалась, появлялись те же милые морщинки, что и прежде, когда она была молодой девушкой. Почти никакой разницы. Не согнулась она и под бременем докучного раскаяния в ошибках, которые совершила за всё это время, в ней всего было поровну: нравственность и безнравственность; как и в прежние годы, она не отличалась образцовым поведением, но и не выставляла напоказ ни свою добродетель, ни своё мужество. Голос у неё был нежный. А вот если взять Ане Марию... О ней ведь тоже шла молва, что она куда как охоча до мужчин, но смотрела она уверенно и прямо, не то что Рагна, Рагна была мягкая и нежная, взгляд у неё был стыдливый, словом — никакой испорченности, если судить по внешнему виду. Она прожила здесь всю свою жизнь, она свыклась с убожеством буден, и, если она что-то делала не так, причиной тому была её жизнь. Грязь к ней вроде как и не липла.
Вот она сидит, сидит, хочет что-то сказать, но никак не соберётся с духом. Эдеварт решает помочь ей:
— Что за письмо у тебя в кармане? Часом, не от твоего возлюбленного?
— Ах, ты всё-таки его разглядел!.. Господи, Господи, Эдеварт, смилуйся, не сделай нас всех несчастными!
Эдеварт, с удивлением:
— Да в чём дело-то?
Рагна вынимает из кармана письмо, не переставая при этом умолять:
— Не сделай нас всех несчастными! Плевать, что станет с Теодором... или со мной... но дети... дети!
Он протягивает руку:
— А ну, дай-ка мне взглянуть...
— Оно адресовано тебе, — говорит Рагна, — это письмо из Америки. Я в таком отчаянии...
Далеко не сразу Эдеварту удаётся добиться от неё объяснения: оказывается, Теодор крадёт письма из почтового мешка. Он украл уже много писем и носит их у себя в кармане. Просто ужас! Но хуже всего, что он вскрывает украденные письма и читает их!.. Ты когда-нибудь слышал про такой позор?! А сегодня он уселся перед печкой и начал кидать их в огонь. Рагна как раз ходила на ручей, а когда вернулась, успела выхватить из огня письмо для Эдеварта... вот погляди, оно тут малость обгорело по краям... Просто представить себе трудно... Письмо из Америки!
Эдеварт задумывается. Всё это очень похоже на Теодора, одно из его паскудств. Он выхватывал письма из мешка что твоя обезьяна... из чистого любопытства, сами-то по себе письма ему вовсе не были нужны... просто он вскрывал их, чтобы прочесть, кто кому и о чём пишет из Поллена. Это очень на него похоже, низость чувствуется в каждом его поступке, болван, вечно немного пакостный и почти всегда по-дурацки пакостный. Ну какой ему прок в этом? Да никакого. Как всегда полуоборванный и полуголодный, будет он бродить по селению, выведав потихоньку тайны о его жителях, о парнях, которые пишут своим девушкам, и о девушках, которые пишут своим парням.
— Я понимаю, ты очень сердишься, — говорит Рагна и бросает на него робкий взгляд. И у неё словно камень сваливается с плеч, когда он улыбается и отрицательно мотает головой.
— Нет, не так уж я и сержусь, — отвечает он, — только это очень глупо. А в общем-то мне без разницы.
Снова письмо из Америки, думает он, последний раз я получил несколько недель назад, несколько недель, несколько лет, ну само собой, надо было написать ответ, поблагодарить, почему же он не сделал этого?
— Ну а ты читала письмо? — спрашивает он вдруг у Рагны.
— Читала ли я? Нет и нет! Читать чужие письма?! Уж в чём не грешна, в том не грешна!
Ну конечно же она читала. Что, впрочем, ничего не значит.
— Я просто хотел спросить, знаешь ли ты, где она сейчас. Прочти, пожалуйста, что там стоит на почтовом штемпеле.
Она начинает читать по складам. В школе Рагна очень хорошо училась и посмеивалась над Эдевартом, который читал плохо и с запинками, вызывая всеобщие насмешки. Она читает: «Денвер».
— Так, так, — кивает Эдеварт себе самому. Стало быть, Лувисе Магрете покинула восток, где жила её дочь, миссис Адамс, снова пустилась на поиски, и теперь она у своего сына, в Денвере. Вот и прекрасно. То ли потому, что она сумела найти того, кого искала, то ли потому, что не сумела и теперь снова хочет, чтобы Эдеварт был при ней. В общем, всё ясно. Он откладывает письмо в сторону.
— А ты разве не хочешь его прочесть? — робко спрашивает Рагна.
— Потом прочту. Слушай, а как Теодор добирался до писем? Разве почтовый мешок не кладут в сумку с замком?